Королевства Магии

Самодовольство этой толпы отравило ей трапезу (которая состояла только из вина), потому женщина решила, что они заслужили подарочек – сделанный её руками. Она тоже умела проводить исследования, и скоро насмешники об этом вспомнят. Это было простенькое заклятьице, ничуть не похожее на все их заумные изыскания на тему философского камня или чего другого в том же духе. Мэйв приберегала его как раз на такой случай – когда нужно осадить парочку заносчивых задниц.

Решительно крякнув, королевский магистр отодвинула стакан, величественно поднялась и, переваливаясь и качаясь, точно старая повозка, двинулась к дверям гостиной. Когда она доковыляла до стола, за которым расположились другие волшебники, вся ханжеская братия была окутана звуками приглушенного говора, словно они вполголоса обсуждали погоду. Мэйв кивала, улыбалась, преувеличенно вежливо приветствовала каждого по имени и безмятежно протягивала руку самым злостным обидчикам её чести. С каждым рукопожатием едва ощутимое тепло ускользало с пальцев, а её улыбка становилась всё шире и шире, пока наконец не залучилась неподдельным удовлетворением.

- Доброго вам утра, и пусть рассвет принесёт вам много новых открытий, - напоследок произнесла женщина, уже отдаляясь от группы. О да, кое-что они точно откроют, это точно. Она с трудом удерживалась, чтобы не прокричать это вслух. Такое не забудешь – когда прямо перед сном всё тело покрывают язвы, большие и отвратительные, которые наверняка отпугнут жён и любовников. «Старая пьянчужка, говорите?» Покинув их, она рассмеялась, и эхо ликующего хохота вторило ей, когда она пересекала зал, направляясь к своим апартаментам.

Сидя в тени большого папоротника, разросшегося позади зернохранилища йомена Уэсто, Весельнос зевнул. Учитывая его размеры, такой зевок грозил заменить всё его лицо провалом глотки, окаймлённой белыми крепкими зубами. Он бы запросто мог проглотить половину другого брауни – конечно, если бы эти существа были склонны бродить туда-сюда, пожирая своих сородичей. Ему было скучно, и хороший зевок был лишь одним из способов показать это окружающему миру.  Затем, словно смытый волной, он был заменён на кислую мину утомлённого раздражения.

Где эта злобная кошатина?

Весельнос уже устал ждать всё утро, точно неудачливый охотник в укрытии. Предполагалось, что будет весело – подшутить и одновременно отомстить этой драной четвероногой шкуре старого Уэсто. Дважды-, нет, трижды-проклятая кошка была источником ночных кошмаров, адское исчадие среди всех кошек фермы – и всегда рушила уютный мирок честного брауни. Каждую ночь зверюга выла, шипела, ворчала и рыскала, и не было от неё покоя несчастному домовому. Слишком много раз она вынюхивала его в тот момент, когда он крался в надежде добраться до грога или варенья; слишком много раз она выгоняла его из комфорта норы, свитой в стоге сена, когда охотилась за амбарными крысами. Бедный Весельнос больше не мог выносить эти страдания. Руководствуясь разумной логикой – разумной с точки зрения рассерженного брауни – он разработал план мести, соответствующей совершённым злодеяниям.

Вот только проклятое животное ему не следовало. Он прождал всё утро со сплетёнными из лозы верёвками и стручком травы-вонючки наготове – а этот монстр в теле кота так и не появился. Под папоротником было темно и затхло, и веки брауни медленно, но верно смыкались.

А где-то в другом месте – в грязноватой таверне в самом захудалом районе Анкапура – сердился Шэнк Коневоли, тоже брауни по видовой принадлежности, но оппортунист по призванию.

- Судьба против меня, - ворчал он про себя, чтобы никто не мог его услышать. Двумя ночами ранее он был уверен, что сегодня утром он будет носить шёлковые брюки и пить огненное вино. Он был уверен, что, волею Маска, у него всё получится.

Но утро, однако, застало его взгромоздившимся на шаткую скамейку в винном магазинчике Корлиса и всё ещё в тех же потрёпанных штанах, что он стащил из кучи грязного детского белья. Он крепко держал оловянную кружку, выглядевшую в его маленьких ручках словно один из тех огромных рогов, из которых пьют чужеземцы. Ёмкость была наполовину наполнена самой дешёвой жидкостью из всех, что разливал старик Корлис – тем ещё пойлом. Но в кошельке оставалось не больше половины медяка, и даже это питьё было больше, чем домовой мог себе позволить. Он был чуть тяжелее, чем упитанная судовая крыса, и ростом едва доходил до голени не очень высокого человека, а потому в столь ранний час выпивка уже хорошенько затуманила его крошечные мозги.