Мужчине, судя по всему, был знаком такой ответ, поэтому он медленно покачал головой и рассмеялся сухим, как опавшие листья смехом. Несколько неуверенных шагов привели его к стулу, который еще не успел остыть после предыдущего клиента. Там он и рухнул, тяжело выдохнув, словно кузнечные меха.
– В землях Соссала, откуда я родом, любой может заработать на еду и выпивку, рассказав добротную историю. И так уж вышло, что у меня есть такая история, ведь моя страна взрастила величайшего из героев, что когда-либо жили. Возможно, его история сможет заработать мне что-нибудь тепленькое.
Те, кто предпочел бы отделаться от него пустыми взглядами и грубым молчанием, попытались отвернуться и продолжить свои разговоры. Гораций, в свою очередь, вышел через створчатую дверь на кухню, к грязной воде и груде посуды.
Не смотря на все это, потрепанный старик начал рассказ, хрустнув своими посиневшими пальцами. Зеленые искры вспыхнули в воздухе, закружились подобно лопастям вокруг незнакомца и разлетелись в стороны, освещая темноту. Эти огоньки осветили всех находящихся в пивной, а затем – погасли между жирных складок кожи у кустистых бровей завсегдатаев.
Тихий треск магии был нарушен единственным звуком – шипением незнакомца, призывавшим к тишине. Через мгновение все снова замолчали, и рассказ начался:
– Когда-то земли Соссала защищал благородный рыцарь, сэр Парамор, величайший герой из когда-либо живших на свете…
Златовласый, с глазами цвета платины, закованный в броню, сэр Парамор шел через тронный зал короля Каэна. Любого другого рыцаря уже разоружили бы и заставили снять доспех еще на подходе к залу, но только не благородного Парамора. Приблизившись к королевскому помосту, он двинулся вперед, размахивая своим сокрушающим заклинания мечем, Нэумой, и волоча за собой мешок. Король, принцесса, взволнованная свита прекратили свое совещание и взглянули на рыцаря. Лишь оказавшись на расстоянии взмаха меча от его величества, Парамор покорно преклонил колено.
Король, чье лицо было обрамлено рано посидевшими волосами, заговорил:
– Так ты задержал тех похитителей?
– Лучше, милорд, – ответил Парамор, поспешно поднявшись, что можно было бы посчитать высокомерием, будь на его месте кто-то другой.
Рыцарь потянулся к мешку и показал отвратительную кучу из пяти голов похитителей, которых он прикончил.
Дочь короля отшатнулась. Только тогда король Каэн и сам заметил на холодной плитке широкую, скользкую красную линию, которую оставил за собой мешок сера Парамора.
– Милорд, вы смотрите на лица бандитов, которых искали, – пояснил рыцарь.
В последовавшей тишине волшебник Дорсум подошел сзади к трону, месту, где его губы, обросшие черной бородой, привыкли нашептывать королю на ухо.
– Ты должен был привести их сюда для допроса, Парамор, – сказал волшебник, – а не отрывать им головы.
– Спокойно, Дорсум, – упрекнул король жестом. – Пусть рыцарь расскажет, как все было.
– Все просто, милорд, – ответил Парамор. – Я сам допросил похитителей и, когда понял, что у них закончились ответы, отсек их пустые головы.
– Что за бред, – заявил Дорсум. – Ты мог просто взять и отрезать головы первых пяти попавшихся крестьян, а затем принести их сюда и объявить их виновными. Должен был состояться суд. И даже если эти пятеро и были виновными, что мы теперь уже никогда не узнаем, как и не узнаем о том, кто нанял этих разбойников для их отвратительной задачи.
– Они – похитители, которые украли детей у этих благородных людей, собравшихся вокруг нас, – ответил Парамор уже более жестко. – Если уж на то пошло, я был слишком милосердным.
– Ты воспрепятствовал суду…
– Придержите язык этого червя, – потребовал Парамор у короля, выставив свой могучий меч напротив надоедливого мага. – Или, возможно, сперва должны этим заняться мои воины!
Большие двери тронного зала неожиданно широко распахнулись, и раздался топот ног… маленьких, детских ног, радостно бегущих по залу, за их спасителем. Пока они бежали, их звонкие голоса возносили молитвы сэру Парамору.
Увидев детей, придворные спустились с помоста и бросились обнимать своих дочерей и сыновей, которых так долго держали в плену. Плач и причитания заглушили протесты Дорсума, который молча отступил назад, на свое место за троном. Казалось, будто сами звуки радости вынудили его вернуться в темноту.
Ухмыляющийся Парамор обратился к королю, заглушив возбужденные голоса:
– Полагаю, повелитель, вы у меня в долгу. Как мне было обещано, за спасение этих дорогих малышей, я прошу изящнейшей руки во всем Соссале. Руки вашей прекрасной дочери, принцессы Даэдры – вот чего я прошу.
Требование Парамора поддержали возгласы детей, оставивших своих родителей, чтобы столпиться у ног своего спасителя. Со своего места они горячо умоляли удовлетворить просьбу рыцаря.
Молочно-белые щеки Даэдры покраснели, а губы сложились в кроваво-красную линию. Лицо короля застыло в раздумьях. Но прежде чем кто-либо успел что-то сказать, просьбы ребятни были заглушены сердитым криком: