Пищей Зорана были крысы, если удавалось их поймать, и то съестное, что он находил на свалке. Спал он, зарывшись в кучу тряпья. Кроме ножа, у Зорана остались огниво и кремень. В костре горели тряпки, кости и мусор. Зоран выздоравливал медленно, исхудал, как щепка, простыл. Рана понемногу заживала, но Зорана стали мучить приступы кашля. Сил выйти наружу и пробраться в город у него всё не было: он не мог без одышки пройти и десятка шагов. Наконец, когда Зоран стал крепнуть и уже всерьез подумывал о том, чтобы сунуться на разведку, до свалки долетел шум боя и дым пожарищ. Зоран выбрался на поверхность и пошел к центру города, по дороге отняв у попавшегося ему навстречу раба в колодках лом (вернее, раб сам бросил лом от страха при виде огромного, оборванного, косматого человека). Зоран хрипло кричал, повторяя имена своих спутников: «Илла! Берест! Купец Ринселл! Хассем! Иллесия!» Тогда-то он и наткнулся на отряд наемников, которым сказал, что до ранения и он кормился, продавая свой клинок на службу. Ему ответили, что наемное войско прислали уничтожить «гнездо демонопоклонников». Город был разграблен и сожжен — маленький пятачок в поросших лесом предгорьях, ничья земля.
Зоран договорился с бывшими сослуживцами. Он собирался уйти из разоренного княжества вместе с наемничьим обозом. Шмель клялся, что для Сокола сделает все, и хвастал перед молодыми наемниками былыми подвигами.
— Зоран — лучший воин, которого я знал. Мы вместе служили еще на юге. Не родился еще человек, который сладит с Соколом один на один. А когда мы штурмовали Оргонто, их конники сделали вылазку. Мы им всыпали. Они дали деру обратно в город и хотели опустить решетку ворот. Что бы вы думали? Сокол принял ее на плечи и держал на себе, сидя верхом, пока мы не проскакали под ней!
— У меня был хороший конь, — сказал Зоран. — Мне под стать.
Молодые наемники с удивлением смотрели на Сокола, о котором и вправду слыхали немало, больше всего о его невероятной силе и храбрости и о способности снять с себя для приятеля последнюю рубашку. Они, переглядываясь, говорили между собой: «Совсем не такой…» И в самом деле, исхудавший, обросший, грязный, больной человек перед ними вовсе не походил на богатыря, что держал на плечах решетку крепостных ворот.
Прячась в шахтах, Зоран не видел себя со стороны. Он впервые разглядел собственное лицо в осколке разбитого стекла и взялся за бороду: ее делила пополам широкая проседь. Волосы, сплошь белые и спутанные, падали на плечи.
— Ты же старый пес… — шепотом сказал себе Зоран.
И вглядываясь в грубые черты, в страдальческую морщинку, которая начиналась под левым глазом и, прорезая щеку, уходила в бороду, Зоран испугался. Он опоздал… Разве нужно Иллесии в мужья старого пса?
В разоренном городе Зоран отыскал всех своих. Иллу и серого кота первыми. Вместе они нашли Хассема на мельнице, где он продолжал вертеть ворот и ничего не знал о разгроме высших. Потом они с помощью Шмеля разыскали Береста и Ирицу. Энкино сам пришел к уже к вечеру: от наемников он узнал, куда идти.
Грабеж продолжался еще три дня. Захваченный город перетряхнули. Зоран уже слыхал, что наемникам за этот поход было обещано не жалование, а лишь доля от захваченной добычи. С обозом угнали скот и многих рабов, которых собирались потом перепродать на рудники и каменоломни богатого соседа — Анвардена. Зоран твердил своим:
— Мы тоже уйдем с обозом, я договорился.
Но они не ушли. Зоран чувствовал, что хлопочет впустую. Он просил, чтобы на телеге дали место больному и двум женщинам. Он имел в виду Береста, Ирицу и Иллу. Берест не приходил в себя. Он неподвижно сидел на тяжелом ларе, бессильно сложив руки. Зоран отвел глаза, увидев, как Ирица поднесла к его губам плошку с водой, потому что без нее он и напиться бы сам не смог.
— Мы никуда не поедем, — сказала Ирица Зорану.
Он понял по ее тону, что «мы» — это не все они, а только она и Берест… Иллесия, наоборот, твердила, что бросать Береста с женой одних никуда не годится, надо уговорить Ирицу ехать. Зоран развел руками:
— Так ты бы и уговорила!
Илла подошла, обняла Ирицу за плечи:
— Ты что, подруга? Слышишь, что мой-то говорит? Надо ехать, пока нас берут в обоз. А то засядем тут навсегда.
Зоран, расслышав, как Илла говорит о нем «мой-то», неожиданно для себя смущенно ухмыльнулся в бороду. Ирица не упрямилась. Энкино готов был отправляться хоть сейчас. Хассем, сунув в рот щепотку дикого корня, ожидал, когда велят собираться. Зоран вглядывался в его лицо. Он не видел его почти полгода, и ему казалось странным, что у Хассема над верхней губой — тонкие черные усы.
Они не уехали, потому что никто так и не сдвинулся с места. Куда на самом деле было им ехать? Где их кто ждет? В разгромленном городе, по крайней мере, есть крыша над головой. Зоран вообразил Береста, с таким же безучастным лицом сидящего на краю переполненной хламом обозной телеги, и рядом с ним — Ирицу, мерцающую глазами, как кошка, едва кто-нибудь из наемников подойдет слишком близко…