Королевство гнева и тумана

Ее нос, когда-то кокетливо вздернутый, а теперь наполовину ввалившийся, повернулся в мою сторону. Ткачиха принюхалась.

— Кто ты? — спросила она.

Ее голос — молодой и звонкий — показался мне еще более странным теперь, когда я увидела лицо.

Выбраться. Я должна отсюда выбраться.

Должен же существовать какой-то выход.

Отчаянный, самоубийственный выход.

Я не хотела умирать.

Я не хотела, чтобы меня съели.

Я не хотела погружаться в сладостную тьму.

Ткачиха встала со стульчика.

Я поняла: время, отпущенное мне, истекло до последней капли.

— Что похоже на все, но отличается от всего? — вслух рассуждала она, изящно шагая в мою сторону.

Я все-таки оставалась волчицей.

Просто меня немного загнали в угол.

На столе, в самой середине комнаты, горела единственная свеча. Я не знала, зачем слепой Ткачихе свеча, но мне она очень пригодилась. Я схватила ее и швырнула туда, где громоздились свертки ткани. Точнее — чьи-то сплетенные тела и жизни. Я дала им свободу.

Вспыхнул огонь, и Ткачиха пронзительно закричала. Я думала, от ее крика у меня лопнет голова и вскипит кровь в жилах.

Она метнулась к языкам пламени и, как ни странно, затушила их безупречно красивыми белыми руками, ртом, полным гнилых зубов, и душераздирающим воплем. Казалось, внутри ее нет ничего, кроме зияющей бездны.

А я вдруг поняла, как мне спастись. Очаг. Влезть в него — и дальше, по дымоходу, вверх.

Пространство дымохода было довольно узким, но мое тощее тело помещалось вполне.

Не колеблясь, я схватилась за уступ и подтянулась. От напряжения у меня дрожали руки. Вот тебе и бессмертное тело. Даже после Подгорья я была намного сильнее. А потом ослабла. Конечно, когда тебя чуть ли не каждую ночь выворачивает, даже бессмертное тело останется недокормленным.

Сама виновата. Я позволила им сделать меня слабой. Покорилась, как дикая лошадь, которую долго усмиряли и наконец усмирили.

Кирпичи, густо покрытые сажей, были уложены неровно, и это мне на руку — удобнее лезть наверх.

Быстрее. Надо двигаться быстрее.

Но дымоход сузился. Кирпичи царапали мне плечи. К тому же я задыхалась от зловония: здесь пахло падалью и горелыми волосами. Кирпичи масляно блестели, словно их обильно смазали жиром для жарки…

Я одолела половину пути, когда Ткачиха перестала вопить. Я уже видела солнце, небо и ветви деревьев.

Я схватилась за очередной кирпич, ломая ногти. Собрав все силы, какие оставались, я рывком подтянулась. Руки заныли от напряжения, а потом…

Потом я застряла.

— Что за дерзкий мышонок карабкается по моему дымоходу? — послышалось шипение Ткачихи.

Я глянула вниз. Никак Ткачиха собралась лезть следом? Запрокинув голову, она принюхивалась.

Ее молочно-белая рука ухватилась за уступ, и я вдруг поняла, какое ничтожное расстояние разделяет нас.

В голове стало пугающе пусто.

Я еще пыталась вырваться, но дымоход цепко меня держал.

Значит, мне суждено здесь умереть. Эти красивые белые руки стянут меня вниз, разорвут на куски и… Мне почему-то казалось, что Ткачиха будет пожирать меня по кускам, наслаждаясь моими криками. Покончив с мясом, начнет глодать кости, пока я еще жива.

Меня охватила паника. Я вдруг снова ощутила себя в Подгорье — оно ведь недалеко отсюда, — в зловонной глине. Мидденгардский червь неумолимо приближался, разинув зубастую пасть. Я едва сумела увернуться. Едва…

Воздуха! Мне не хватало воздуха. Она что-то сделала с моим дыханием.

Ногти Ткачихи царапали кирпичи. Она лезла вслед за мною.

Нет! Нет! Нет!

Я билась всем телом, стремясь вырваться из оков кирпичей.

— Воровка, ты никак думала, что сумеешь украсть и улизнуть?

Почему меня Мидденгардский червь не съел? Уж лучше его громадные острые зубы, чем ее гнилые осколки…

«Успокойся».

Слово явилось из темноты моего разума.

Голос, звучавший внутри, был моим голосом.

«Успокойся», — сказала я себе.

«Дыши».

«Думай».

Ткачиха упрямо лезла вверх. Кирпичи трещали и крошились под ее пальцами. Она двигалась, как паук, торопилась ко мне, словно к мухе.

«Успокойся».

Это слово успокоило все вокруг.

Кажется, я произнесла его вслух.

«Успокойся. Успокойся. Успокойся».

«Думай».

Я пережила схватку с червем. Я пережила схватку с Амарантой. Я получила новые способности. Значительные. Такие, о которых не могла и мечтать в своей смертной жизни.

Кто сказал, что я слаба? Я сильна. Я очень сильна.

Опустив руку как можно ниже, я ударила по кирпичам. На Ткачиху дождем посыпались обломки, она зашипела, а я ударила снова, проверяя свою силу.

Я — не кукла, не загнанный зверь и не комнатная собачонка.

Я — победительница, способная выбраться живой из любых передряг. Я сильна.

Я уже никогда не буду слабой и беспомощной. Я не могу и не желаю быть сломленной. И укрощенной я тоже не буду.

Я продолжала колотить по кирпичам, и вынудила Ткачиху остановиться.

Наконец мне удалось вытащить слабо закрепленный кирпич. И сейчас же он полетел вниз, в отвратительное, перекошенное злобой лицо Ткачихи.