Кост продолжал приближаться, ярость подпитывала его тираду.
— И даже если ты каким-то чудом узнаешь, кто назначил первоначальную награду, а это невозможно, учитывая, что мы даже не знаем, как она выглядит, как ты собираешься её убить? Я уже говорил, что она Заклинатель? Разве нам всем не известно на что способен Заклинатель? Не говоря уже о том, что, вероятно, она живёт в Хайрате с сотнями, может быть, тысячами других Заклинателей. Скажи мне, Нок, стоит ли отпускать Лину? Стоит ли всё этого?
— Кост, — Озиас встал, мягко положив руку на его вздымающуюся грудь. — Этого достаточно.
Калем потёр затылок.
— Это как-то чересчур, Нок. Почему?
Действительно, почему? Потому что она невиновна? Им нужен был только лучший ответ. Не нам было выносить приговор. Мы выполняли приказы. Кроме того, никто не хотел отступить назад и оценить свои убийства. Сколько невинных, вероятно, мы забрали ради бит.
В нашем мире невинности было недостаточно.
Грубый и болезненный от чего-то, что я не мог определить, голос Коста прорвался сквозь мои мысли.
— Ты начинаешь испытывать к ней чувства, не так ли?
Мой ответ был быстрым и резким:
— Нет.
— Не пытайся отрицать это.
Спрятав голову в ладонях, я едва мог говорить.
— Просто позволь мне спасти её, Кост. Пожалуйста. Позволь мне сделать для неё то, что я не смог сделать для других.
Голос Озиаса звучал тихо и с любопытством.
— Других?
Я провёл пальцами по лицу, а затем уронил руки на колени. Некоторые секреты просто должны были быть раскрыты.
— Я проклят. Если я проявляю привязанность... любую, глубокую, истинную привязанность, к другому человеку, он умирает. Так было всегда.
Калем встал, расхаживая взад-вперёд за креслами.
— Что, ты имеешь в виду, физически?
— Строго говоря, нет, — я снова провернул кольцо вокруг пальца, и это беспокойное движение успокоило что-то внутри меня. Может быть, Лина что-то заподозрила. — Это больше касается эмоций. Флирт, мимолётные мелочи, случайные связи — всё это нормально в теории. Но если что-то глубже развивается…
— Они умирают? — спросил Калем.
— Да, — я сделал паузу, взвешивая, сколько именно информации нужно рассказать, информации, которая могла бы раскрыть моё прошлое.
Проклятия были редкостью, особенно такого рода. Но я доверял своим людям, и они нуждались в чём-то большем, если собирались позволить мне спасти Лину в обмен на репутацию гильдии. Проглотив сомнения, я постарался говорить спокойно: — Давным-давно я перешёл дорогу верховной жрице, и она прокляла меня. Я убил...
Лицо Коста побледнело. Между нами повисло молчание, пока Озиас не прочистил горло.
— Как ты справляешься с гильдией? С нами?
Моя улыбка была хрупкой.
— На грани фола.
— Боги. Это ужасно, — Калем остановился и схватился за спинку кресла. — Но какое это имеет отношение к Лине? Не похоже, что ты её любишь.
Я мог бы поклясться, что кто-то ударил Коста в живот, судя по тому, как он смотрел на меня. Я боролся за следующие слова, которые не хотели выходить наружу.
— Не люблю.
Ещё нет. Но теперь появилась линия. Грань между интересом и чем-то более глубоким, и она была слишком заметна.
Лицо Калема стало мертвенно-бледным.
— Она тебя любит? Боги, Нок. Прости. А я и не знал.
Моё сердце беспричинно затрепетало при этой мысли.
— Нет. Я не знаю. Это не имеет значения. Неразделённая любовь не убьёт её. Только мои чувства несут в себе смертный приговор. Такое уже происходило раньше.
Тяжёлый взгляд Озиаса, его сочувствие пронзили моё сердце.
— С кем?
Я отрицательно покачал головой. По правде говоря, я не знал, скольких убил. Амира и Боуэн, определённо. Но скольких ещё я приговорил к смерти? Война, вызванная кончиной Амиры, длилась десять долгих лет. И в течение десяти лет я наблюдал, как умирают мои самые близкие братья, списывая это на обычную чуму в окопах. Все они пошли одним и тем же путём: потемневшие глаза. Потрескавшаяся кожа. Кашель с кровью. Лихорадка. Смерть.
Их было слишком много, чтобы сосчитать. Моих родителей пощадили только потому, что жрица обязана была защищать трон. Она защитила их от проклятия, чтобы исполнить свой долг. Но Лина…
— Я просто... Я не могу убить её. Не тогда, когда я чувствую, что убиваю их снова и снова. Будь то проклятие или награда, она этого не заслуживает.
Почувствовав, как Лина свернулась калачиком во сне рядом со мной, я понял, что у неё есть потенциал стать чем-то большим. Этот огонь в её душе был слишком реален. Слишком соблазнителен. У меня никогда не будет шанса узнать наверняка, я никогда не позволю себе выйти за пределы холодной отстранённости, но, по крайней мере, я могу пощадить её.
Калем повернулся ко мне с испуганным выражением в глазах.
— Поэтому мы оставим её в живых.
— Только если мы все согласимся, — я взглянул на Коста. Он был совершенно спокоен, но его молчание было почему-то громче и требовательнее, чем любая вспышка гнева Калема. — Да?