Слово прошло сквозь нее. Ее губы даже сформировали его, когда она дернулась от цепей, огонь прошелся по ее ногам, обжигая.
Коннэлл сделал еще один шаг.
Стекло сжалось и треснуло под ней. Нет, нет. Коннэлл остановился над Фенрисом, его рука дрожала. Фенрис только зарычал на него.
Коннэлл поднял нож в воздух между ними. Она не могла подняться на ноги. Не могла подняться против цепей и стекла. Не могла ничего сделать, ничего.
Каирн схватил ее за шею, пальцы нажали в достаточной степени, чтобы остались синяки, и он снова толкнул ее на залитые кровью осколки. Из ее губ вырвался хриплый, разбитый крик. Фенрис. Ее единственная привязанность к жизни, в этой реальности. Клинок Коннэлла блестел. Он пришел помочь в Страже Тумана. Тогда он бросил вызов Маэве; возможно, он сделает это сейчас, возможно, его ненавистные слова были обманом.
Лезвие опустилось. Не в Фенриса. Но в сердце Коннэлла.
Фенрис двигался — или пытался. Но звук в том, что могло быть криком, он пытался и пытался схватиться за своего брата, когда Коннэлл врезался в кафельную веранду. Когда кровь начала вытекать.
Сова на троне Маэвы один раз, как будто в ужасе, хлопнула крыльями. Но Каирн издал низкий смех, звук, грохочущий мимо головы Аэлина.
Реальность. Это было реально. Должно быть. Что-то холодное и жесткое пронзило ее. Ее руки расслабились. Свет осветил темные глаза Коннэлла, его черные волосы вились на пол вокруг него в темном зеркале, а кровь просачивалась.
Фенрис трясся. Возможно, и Аэлина.
— Ты испортила то, что принадлежало мне, Аэлина Галантия, — сказала Маэва. — И теперь от этого нужно избавиться.
Фенрис кричал, все еще пытаясь ползти к мертвому брату на земле. Он мог исцелить его, возможно, сердце Коннэлла могло застучать.
Тело Коннэлла содрогнулось. Он больше не двигался. Рык Фенриса прорезал ночь. Каирн отпустил ее, и Аэлина упала на стекло, сжав руки в кулаки.
Она позволила себе лежать там, наполовину растянувшись. Позволила короне упасть с ее головы и покатиться по полу, раскидывая драконье стекло, которое отскакивало. Отскочить, затем повернуться, покатившись по веранде. К каменным перилам. И в ревущую, ненавистную реку внизу.
— Здесь нет никого, кто мог бы помочь тебе. — голос Маэвы был пустым, как темнота между звездами. — И никто не придет за тобой.
Пальцы Аэлины сжались в старинном стекле.
— Подумай об этом. Подумай в эту ночь, Аэлина. — Маэва щелкнула пальцами. — Мы закончили здесь.
Руки Каирна схватили ее цепи.
Ее ноги сгибались, ноги раскалывались снова. Она едва ощущала это, едва ощущала это через ярость и море огня глубоко, глубоко внизу.
Но когда Каирн поднял ее, его руки схватили ее, она ударила.
Два удара.
Осколок стекла погрузился в его шею. Он отшатнулся, ругаясь, когда кровь потекла. Аэлина закрутилась, стекло разрывало ее ноги, и швырнула осколок из другой руки. Прямо в Маэву.
Растрепались волосы. Осколок коснулся бледной щеки Маэвы, прежде чем отскочило к трону позади нее. Сова взлетела над ним. Грубые руки схватили ее, послышался крик Каирна, его бушующие крики.
— Ты, маленькая сука, — но она их не слышала. Не тогда, когда струйка крови потекла по щеке Маэвы. Черная кровь. Черная, как ночь.
Такая же черная, как глаза, когда королева посмотрела на нее, ее рука поднялась к ее щеке. Ноги Аэлины ослабли, и она не сражалась с охранниками, которые отталкивали ее. Мигание, и кровь стала красной. Ее запах стал таким же медным, как и у нее.
Трюк света. Галлюцинация, еще одна мечта. Маэва посмотрела на красное пятно, покрывающее ее бледные пальцы. Ветер обдувал шею Аэлины, когда Каирн схватил ее и сжал. Она провалилась в пустоту.
Глава 9
Каирн привязал ее к алтарю и оставил.
Даже Фенрис не заходил, пока она не проснулась.
И кровь… Кровь все еще текла, оттуда, где Каирн оставил осколки в ногах, ее ногах.
Это был не волк, который скользнул в каменную камеру, а человек.
Каждый шаг Фенриса достаточно говорил ей, прежде чем она увидела его мертвые глаза, бледность обычно золотистой кожи. Он ни на что не смотрел, даже когда его ноги остановились там, где лежала цепь.
Не говоря, зная, что ее горло не работает, Аэлина трижды моргнула.
Два мигания ответили ей, —
Затянувшиеся тонкие следы прорезали его щеки. Ее цепи пошевелились, когда она протянула к нему трясущийся палец. Едва уловимо он вложил руку в ее руку.
Она произнесла слова, хотя он, вероятно, не мог разобрать их через щель для губ в маске.
Его хватка только окрепла. Его серый пиджак был расстегнут. Он широко раскрылся, показывая мускулы. Как будто он не потрудился застегнуть его в спешке, прежде чем идти. Ее желудок перевернулся. То, что он, несомненно, должен был сделать потом, с телом своего брата близнеца, все еще лежащим на террасе веранды за ним…
— Я не знал, что он так сильно меня ненавидел, — прохрипел Фенрис.
Аэлина сжала его руку.
Фенрис закрыл глаза, вздрагивая.