Госпожа Брунгильда была женщиной лет пятидесяти, высокой и поджарой, будто жердь. Узкое лицо бороздили глубокие морщины, впалые щеки покрывала нездоровая бледность. Тонкие бескровные губы кривились, как от лимона. Водянисто-серые глаза холодно щурились из-под кустистых бровей. Жидкие пепельные волосы с проседью были стянуты в тугой пучок. Форменное серое платье висело мешком на костлявой фигуре. Ни дать ни взять – богомол в людском обличье.
– Ты, стало быть, Адель, новенькая? – неприязненно процедила Брунгильда, смерив меня уничижительным взглядом. – Что ж, посмотрим, на что ты годишься. Марта за тебя поручилась, но учти – спуску не дам. Провинишься – вылетишь отсюда, как пробка. Ясно?
– Так точно, госпожа, – пролепетала я, присев в неловком реверансе. – Не подведу, обещаю.
Брунгильда фыркнула.
– Обещать каждый горазд. А ты делом доказывай. Вот твои обязанности – подметать, драить полы, носить воду для умывания господам, стирать, помогать на кухне, прислуживать за столом. И все быстро, четко, бесшумно. Чтобы ни звука, ни лишнего движения. Господа не любят, когда прислуга мельтешит перед глазами.
Я часто закивала, вся сжавшись под ее колючим взглядом.
– И не дай боги, вздумаешь красть или лениться – шкуру спущу. А будешь заглядываться на молодых господ с глупыми мыслями – вообще голову откручу. Это тебе не бордель, тут порядочные девушки служат. Поняла?
– Да, госпожа, – выдохнула я, покраснев до кончиков ушей. – Я… Я не такая. Я буду очень стараться, только не гоните.
Суровое лицо Брунгильды чуть смягчилось. Она окинула меня долгим испытующим взором, будто пытаясь проникнуть в самую душу. Потом вздохнула и проскрипела:
– Ладно, верю.
– Погоди-ка… – Брунгильда вдруг поднялась, прислушиваясь. Из-за двери доносился приглушенный гул, будто гудел растревоженный улей. Топот ног, лязг и грохот, отрывистые выкрики. – Что за?..
Она распахнула дверь и высунулась в коридор. Я робко выглянула из-за ее костлявого плеча. То, что предстало нашим глазам, повергло в шок.
По переходам метались взмыленные слуги, столбом стояла пыль. Люди носились как угорелые, таская и передавая друг другу какие-то свертки, коробки, сундуки. Звенели ключи, грохотали решетки, хлопали двери. Все вокруг закипело и забурлило, словно растревоженный муравейник.
– Что стряслось-то, госпожа Брунгильда? – робко спросила я, озираясь в полнейшем ошеломлении. – Уж не пожар ли часом?
Экономка смерила меня уничтожающим взглядом и отрывисто бросила:
– Типун тебе на язык, дуреха! Господа студиозусы пожаловали, вот что. Великие отпрыски славных магических родов изволят прибывать.
Подхватив юбки, я со всех ног помчалась за экономкой. Мы пролетели по анфиладам и галереям, ловко лавируя в толчее. Мимо проносились серые робы, мелькали напряженные лица. Все спешили и толкались, торопясь скорее попасть во двор.
Наконец мы вывалились из дверей черного хода и очутились в просторном внутреннем дворе. Солнечный свет резанул по глазам, прохладный ветер ударил в лицо. Я на миг зажмурилась, а когда открыла глаза…
Боги, какое зрелище! Двор был запружен народом, словно площадь в базарный день. Слуги всех мастей выстроились в две шеренги, образуя живой коридор. В руках они держали корзины с цветами, подносы с угощениями, кувшины с вином. Ливреи сверкали золотыми галунами, начищенные бляхи слепили глаза.
А у парадного крыльца, разодетые в пух и прах, гордо красовались преподаватели Академии. Длинные мантии сияли шелком и бархатом, пышные береты были украшены перьями и самоцветами. Магистры держали жезлы и скипетры, увитые лентами факультетских цветов. Прямо дух захватывало от этакой пышности и великолепия!
В центре стоял сам ректор Дагмар – величественный старец с черной бородой, в переливчатой мантии с гербами Академии. Золоченый венец покоился на его челе, излучая мягкий зачарованный свет. Рядом замерли двое его ближайших помощников – Магистры Высших Энергий лорд Бэрроу и лорд Уиллоуби. Оба – представители древнейших магических династий, сильнейшие чародеи и опытнейшие наставники.
Лорд Уильям Бэрроу, декан факультета Огня, был высок и поджар, с пронзительным хищным взглядом и резкими чертами лица. Его мантия полыхала всеми оттенками пламени, от нежно-алого до жгуче-оранжевого. А вычурный берет украшал золотой феникс – символ бессмертия и возрождения.
Лорд Освальд Уиллоуби, глава факультета Воды, полная ему противоположность – приземистый, мягкий, округлый, с обманчиво-добродушной улыбкой и по-рыбьи влажными глазами. Одеяния его струились и переливались, словно текучий шелк, все в синих и лазоревых тонах. А на берете красовалась серебряная рыбка – знак текучести и адаптивности.
Эти двое извечно соперничали, как Огонь и Вода, но при этом прекрасно дополняли друг друга. Магистры-антагонисты, вечно спорящие и не соглашающиеся, но объединенные преданностью Академии и магической науке.