Королевство слепых

Наркотик даже еще не получил уличного названия. Тот, кто его контролирует, имеет право дать ему имя. Пока они говорили «она». Или «новая чума». И это только сеяло возбуждение и таинственность.

Амелия знала, что такое «она».

Карфентанил.

И еще она знала: тот, кто владеет карфентанилом, тот, кто его контролирует, – тот и победитель. И Амелия исполнилась решимости победить.

Но времени оставалось в обрез. А если карфентанил окажется на улице, к ней он уже не попадет.

Амелия стояла у окна, но видеть, что происходит на улице, почти не могла: стекло покрывали изморозь и грязь, поэтому можно было различить только нечеткие уличные фонари.

Она их не видела, но знала: они там. Ждут ее.

Наркоманы, шлюхи и транссексуалы. Те, кто обращался к ней за защитой. Потому что у нее имелись мышцы на костях и еще не полностью выгоревший мозг. И еще она могла видеть, что происходит за углом. Что там прячется. Что ждет. Что грядет.

Они спали в коридоре за дверями комнаты Марка, вооруженные пистолетами и ножами. У кого-то были дубинки. И все они ждали, когда она появится. И поведет их.

Глаза их сверкали так, что собственная мать их бы не узнала.

Терять им было нечего, а искали они одно. Его.

Где-то там, в выхолощенном сердце Монреаля, находилась фабрика, где наркотик развешивали и расфасовывали. И этот Дэвид знал где.

Если она хотела найти фабрику, то сначала должна была найти Дэвида.

– Ну, Душистый Горошек, – сказал Марк, когда они приготовились уходить, – а называться-то он будет как?

– Кто?

Они вышли из комнаты, и Амелия повсюду в грязном коридоре увидела скелеты, пытающиеся подняться на тощие ноги в обуви, украденной у покойников или у друзей, ушедших в мир иной от передозировки.

Тела. Бледные. Замерзшие. Их подбирали темные фургоны и увозили на прозекторский стол. Без имени. Не востребованные матерями и отцами, сестрами и братьями, которые всю оставшуюся жизнь думали о том, что стало с их ясноглазыми деточками.

– Шизняк твой, – сказал Марк. – Слушай, даже в рифму получается: как – шизняк.

Амелия выдавила из себя улыбку. Она подумала, что ее любимая поэтесса Рут Зардо вряд ли оценила бы такую рифму.

– Когда ты его найдешь, право именовать его перейдет к тебе, – сказал Марк. Глаза парня смотрели рассеянно, голос звучал неразборчиво. Он бормотал. Его губы и язык больше не действовали должным образом. Он обнял ее рукой за плечи. – Дракон. Злобный. Самоубийца. Что-нибудь наводящее ужас. Ребятам такое нравится.

Даже через его зимнюю куртку она чувствовала кости.

Вряд ли в этом мире осталось что-то для него. Марка съедало заживо. Пожирало изнутри. Их всех.

Кроме Амелии. По крайней мере, по ней ничего такого не было заметно. И все же она сомневалась, что мать узнала бы ее теперь. Или назвала бы дочерью.

Бовуар сел напротив Бернара Шаффера и улыбнулся:

– Рассказывайте.

– Что?

– Хватит в игрушки играть, – сказал Жан Ги холодным, но спокойным голосом. – Баумгартнер устроил вас в «Сберкассу» не просто так, у него имелись на это основания. И теперь я хочу узнать, какие это были основания.

– А я не…

– Рассказывайте.

– Дело в…

– Скажите мне, – рявкнул Бовуар, – где, по-вашему, я был только что?

Шаффер перевел взгляд широко распахнутых глаз с Бовуара на агента Клутье. Он явно не задумывался об этом. Теперь задумался.

– Не знаю.

– Я был в соседнем кабинете, где допрашивал другого фигуранта. – Жан Ги смерил его недовольным взглядом. – Задавал вопросы, выслушивал ответы. Теперь я даю шанс вам. Отвечайте. Чего хотел от вас Баумгартнер?

Наступило молчание.

– Говорите! – прикрикнул Бовуар, шлепнув ладонью по столу с такой силой, что Шаффер чуть не до потолка подскочил. Как и агент Клутье; она уронила ручку на пол, и ей пришлось быстро наклониться, чтобы ее поднять.

– Счет, – сказал Шаффер. – Довольны? Он хотел, чтобы я открыл офшорный счет. И отправлял на него деньги, которые он переводил.

– Для вас обоих?

– Нет. Только на имя Энтони Баумгартнера.

– Он использовал собственное имя?

Его вопрос, казалось, удивил Шаффера.

– Конечно. А почему нет?

– Легко проследить.

– Он не предполагал, что его поймают.

– И сколько денег на этом счете?

– Мне нужно проверить, но, я думаю, где-то около восьми миллионов, – сказал Шаффер.

– А сколько вы взяли себе?

– Ничего.

– Да бога ради, – вздохнул Бовуар. – Глупо с вашей стороны. Вы же знаете, мы все выясним. – Он посмотрел на свою сотрудницу. – Агент Клутье отвечает за бухгалтерскую судебную экспертизу всей Sûreté. Мимо нее и муха не пролетит. Она разоблачала капитанов промышленности, политиков, главарей мафии. Она и вас разоблачит. Еще до завтрака. Так что избавьте нас от лишних хлопот.

Шаффер посмотрел на Клутье, которая теперь жалела, что засунула ручку в рот и принялась ее жевать.

– Ну… – пробурчал он. – Может, самую малость. Только ему не говорите.

– Это я вам могу обещать, – сказал Бовуар.

Шаффер покачал головой:

– Простите. Я забыл, что он мертв.

Бовуар отметил, каким тоном говорил Шаффер, когда тот на несколько секунд забыл о смерти Баумгартнера.