– На что мне её душа?
Марк поскользнулся и, схватившись за меня судорожно, повалил нас обоих на лёд. Больно ударившись, я закрыл глаза, чтобы их нестерпимо не ослепляло солнце, позднее скрывшееся за рваной тучей. «Я правда с ней мало общаюсь. Почему она такая никудышная мама? Её не бывает рядом. Я совершенно точно не люблю её. И она не любит, так как мы разные. У неё карты, и она к ним прочно привязана», – заблуждался я искренне, не расставаясь с тихой грустью.
Марк хлопнул шумно по моему плечу.
– Цел? – спросил он безмерно жалостливым голосом. – Ничего не сломал?
– Синяк останется, но это не смертельно. Жить буду.
– Мы с тобой всё же рухнули. В прошлой школе надо мной смеялись, если я падал, – упомянул он вскользь больную тему и устремил трепетный взгляд на лес. – Ты не отправишься гулять? Я хочу пойти гулять. Сегодня очень сухо и тепло.
– Только снимем коньки и напьёмся чая.
– Хорошо, что я не вымыл чашечки.
После непродолжительного отдыха мы надели удобную обувь и поторопились в лес.
Кружились со звонким щебетом яркие белощёкие синицы. Между высокими раскидистыми елями путались заячьи следы. Совалась из уютного дупла, выскакивала и бегала по крепким ветвям пугливая, но очень любопытная белка. Изредка на белом вспыхивал зловеще лисий хвост.
Вдруг с кустов повалился пух снега, и к нам выбралась куропатка, облачённая в коричневый наряд. Она вытаращила тёмные глупые глаза и, взъерошив перья на боку и хвосте, убежала испуганно прочь за деревья. Мы погнались за ней, слышно поскрипывая синим снежком. Куропатка вскоре привела нас к неглубокому извилистому ручью, через который было перекинуто толстое тяжёлое бревно. Марк первым пересёк быструю воду и, оказавшись на другой стороне, слепил колючий снежок. Он бросил его небрежно в меня, когда я перебрался через ручей и с восхищением окинул глазом сказочный пейзаж, тонущий в лёгких отчётливых звуках. Я уворачивался от крупных снежков и прятался за елями под громадными сугробами. Марк незаметно близко подкрался и швырнул снежок в моё белое мокрое лицо. Я выкарабкался из-под сугроба, более не служащего мне защитой, и, энергично отряхнувшись от комьев снега, поглядел беззлобно на Марка и великолепно почувствовал себя, когда его губы тронула светящаяся улыбка.
Он подошёл к ручью, снял шерстяные перчатки и, зачерпнув ладонями чистой воды, жадно выпил её.
– Попробуй. Она вкусная!
– Меня не мучает жажда.
Скоро я всё же выпил немного ледяной воды, и мы пошли дальше. Марк спросил о папе.
– Сочувствую тебе. Что же произошло?
– Жизнь богаче и неимоверно тяжелее смерти, ты так не считаешь? Я уверен в этом. Папа ехал на дело. Спросишь, что за дело? Так я тебе отвечу. Это всё его нудная и монотонная, как по мне, работа. Изготовление чертежей, всяких деталей и прочих мелочей, предусмотренных к сборке. Я знаю, что он был за рулём. Он не пил. Столкнулся с другой машиной по чистой случайности. Мама видела его израненным, еле живым в больнице, куда его доставили. Я тогда не интересовался, кто был вторым водителем.
– А теперь выяснил? – спросил Марк.
Меня захлестнула волна гнева, и я повысил голос:
– Если бы!.. Если бы я только нашёл!
– Ты искал?
– Спрашиваешь! В интернете не было ни одной статьи об аварии, произошедшей в октябре двух тысяча двенадцатого года. Ни одной слабой зацепочки, представляешь? А мама как объяснит? Она считает, что меня нельзя посвящать в подробности, не может назвать даже фамилии. Конечно, меня это не устраивает! Какой-то придурок до сих пор на свободе гуляет, а папа мой… папу-то не вернуть. Как будто его не было в моей жизни, будто воспоминания о нём всего лишь иллюзия…
– Эх, лучше бы я молчал, правда.
– Всё в порядке. Мне приятно, что тебе не всё равно.
Ручей сделался практически незаметным.
Марк остановился под старой елью, снег внизу которой был густо усыпан сухими тонкими веточками.
– Ты чего?
– Да так, задумался.
Лёгкие наполнял ледяной воздух. Я накинул поспешно глубокий меховой капюшон и встал спиной к ветру, издающему жуткий, душераздирающий свист.
Марк спросил взволнованно:
– А каким был твой папа при жизни? Я знаю, что он учил тебя кататься.
– Он много чему учил меня.
– Вы ходили в лес?
– По лесам мы не гуляли.
– Разве тебе они не нравятся? – спросил Марк с небывалым удивлением.