Королевство Теней

Мама залилась насмешливым хохотом. Как только Александра засияла в грустной улыбке и раскрыла широко сумку, чтобы вытащить деньги, наружу градом посыпался всевозможный хлам. Александра склонилась, чтобы подобрать пачку бумажных салфеток, расчёску и кремовую губную помаду, закатившуюся под стол для гаданий, но её тотчас же остановила мама. Она сползла на колени, передала клиентке старые вещички и, поднявшись, аккуратно и легко отряхнула юбку от несуществующей пыли.

– Так, по моему нескромному мнению, – перешла мама к преувеличению качества, – обязан поступать тот, кто работает с людьми. Мне важнее, чтобы вы не проливали зря слёзы. Ну, что за дело? Вы должны смеяться, радоваться! В чём смысл острой боли? Боль – это ничего, по сравнению с радостью и покоем. Карты дадут вам столько радости и покоя, сколько пожелаете! Слушайте их советы и верьте.

– Верю, Катенька, верю! Вот хоть ночью разбудите меня, а я скажу, что надеюсь на лучшее.

Александра передала маме две тысячи рублей.

– Это много, – возразила она. – Я не возьму столько. Это неверно.

– Берите, берите! Всё верно, всё правильно.

– Я не приму их. Мы договаривались на полторы тысячи.

– Пожалуйста!

– Ладно. Я вас провожу, – сказала мама и, размяв онемевшие ноги, взяла осторожно клиентку под локоть.

Когда она вернулась, чтобы потушить свечи и убрать карты, я обратился к ней, ощущая, как нарастает беспокойство:

– Я видел Максима.

– Кого?

– Сына этой женщины. Он ударил девушку ножом и сбежал. Сбежал, оставив человека умирать!

– Тебе плохо? – Она убрала руки и, наклонившись, тронула мягко сухими губами мой прохладный лоб.

Слабый поцелуй подействовал на меня самым положительным образом. Я прикрыл глаза от удовольствия и заёрзал на стуле.

– Скажи, ну. Ничего не болит?

– Голова чуток. А так всё в полном порядке!

– А не обманываешь?

– Мне кажется, что её сын прячется, потому что боится наказания. Нож-то нужен, чтобы картошку чистить.

Мама лукаво улыбнулась.

– Ай, какой выдумщик! Встань и убери табурет на нижнюю полку. В шкаф. Да, кстати, нож подойдёт не только для чистки, но и для нарезки. Там есть такое кольцо, которое вешают на ключи. Не понимаю, к чему оно там.

Убирая табурет, я лихорадочно раздумывал. В шкафу вместе с широкими шарфами, накинутыми заботливо на плечики, висели атласные и льняные платья, все мятые и бесформенные, пышные прозрачные блузки и выцветшие кофты. Мама надевала блузки только по праздникам.

– Но это было словно наяву.

– Так, прекрати! Ты увидел, как я гадаю? Увидел. А фантазии прибереги папаше своему. Вот он удивится, когда узнает, что тебе ужасы всякие видятся!

Я расстроенно убежал в комнату и, схватив под мышку дымчатого тряпичного кота, укрылся с ним под одеялом. Я мало плакал и наглаживал любовно старого кота, пока не отбросил со злости подушку вместе с плюшевым зайцем на пол и понял, что мне стоит делать дальше. Уложив игрушки мирно спать, я сел за письменный стол и вытащил из ящиков плотный белый картон, ножницы и тонкие радужные фломастеры.

Послышался торопливый негромкий стук и сдавленный голос мамы. Она ворвалась не без предупреждения и закудахтала, точно курица:

– Прости, что я так отреагировала.

– Я тебя ни в чём не виню.

Мама, удивлённо захлопав, подсела рядом на низкий стульчик и рассеянно звякнула крохотным хризолитовым брелоком, свисающим с ручки верхнего ящика.

– Тогда обиделся. Правда, прости. Так ты действительно видел убийство какой-то несчастной девушки? Мне очень жаль!

– Чего тебе жаль? Ты не поняла ничего, вот и всё. Потому что ты врёшь! Ты самая настоящая обманщица.

Мама как обычно была абсолютно слепа. Она сильно огорчилась несвойственным мне поведением и оставила в покое качающийся из стороны в сторону брелок. Камешек тонко стукнул последний раз по дереву.

– Так сказать могу и я про тебя.

– Нет. Я докажу, что видел. И ты прекратишь гадать не по правилам.

– Что ж, ты, наверное, глуп, раз думаешь, будто в гадании есть правила. Они не нужны. Это иная материя, дорогой, в ней нет ничего определённого. Нет правил, которым необходимо следовать. Да и зачем мне твои доказательства? Хочешь выставить меня дурочкой, верно? Так ничего не получится. Ну скажи, каким образом тебе удастся убедить меня? Убийство ты увидел, ага, конечно! Выделиться просто хочешь. Подстроишь мелкую гадость и наивно подумаешь, что я не проверю её?

– Нет. Гадостей я не строю. Всё гораздо проще.

– И ты скажешь, в чём заключается простота?

– Нет, мам. Это будет для тебя маленьким сюрпризом, – проговорил я с искренней улыбкой. – Даже если придётся ждать.

– Что ты! Конечно, я подожду! Любопытно, что ты там навыдумывал.

Тогда мне было больше жаль Александру, нежели маму, но я опасался признаться в этом самому себе. Я не чувствовал какой-либо злости или ненависти к неподвижным мордам, потому что знал наверняка; все они, хоть и странные, и мерзкие, всегда оставались непритворными по сравнению с мамой, лицо которой прямо-таки уродовалось от наигранного сочувствия и портилось до безобразия, когда зловеще блистало от живости.