Собрав взносы со всех шести групп заемщиц, Варун предложил им вместе произнести обязательства, которые они хором повторяли каждую неделю в конце собрания. Когда история с микрокредитами только началась, инспектор раздал женщинам листы бумаги с этой клятвой на гуджарати, и сейчас большинство заемщиц уже знали ее наизусть. У Гиты мелькнула бесполезная мысль о том, что безграмотная Фарах не смогла прочитать текст.
– «Мы здесь для того, чтобы помочь себе и своим сестрам», – хором проговорили все вслух первую строчку.
На второй – «Обязуемся вовремя платить проценты по кредиту» – Салони смерила неодобрительным взглядом Фарах, и Гита увидела, что вдова ответила ей безмятежной улыбкой.
Салони отвела глаза, чтобы прочитать третью строчку клятвы: «В тяжелые времена обязуемся помогать сестрам из нашей группы». Блузка под сари у Гиты пропиталась потом насквозь. День был жаркий и безветренный, у всех женщин темнели мокрые пятна под мышками; даже безупречно отглаженная рубашка Варуна потеряла свою свежесть.
Собрание закончилось. Гите отчаянно хотелось броситься домой и спрятаться ото всех. Женщины столпились у тесного выхода с веранды, тридцать пар пяток затопали, влезая в сандалии. Все поглядывали на офицера полиции в униформе цвета хаки – редкое зрелище в их захолустной деревне. Расходились парочками и группами, беспардонно обсуждая копа, хотя он стоял в пределах слышимости. Гита увязалась за Прити и Прией, делая вид, что идет с ними.
– Он похож на Сунила Шетти[72], – театральным шепотом высказалась Прити.
– Нет-нет, – отозвалась Прия, – на Аджая Девгна[73].
– О, на комплимент это не тянет! – чересчур громко рассмеялась Гита, влезая в разговор. – Ну что, айда за покупками?
Прити с недоумением обернулась к ней:
– Чего? О чем это ты?..
Полицейский встал между Гитой и близнецами:
– Минуточку…
11
Гита остановилась. И ее сердце – тоже.
– Фарахбен? – спросил Гиту полицейский, и она чуть не задохнулась, издав нечто похожее на всхлип. Голова полицейского закрыла для нее солнце. Близнецы ретировались.
– Это я! – сказала стоявшая на веранде Фарах, затем неспешно отыскала свои сандалии и надела их.
Пока она спускалась по ступенькам, Гите показалось, что прошли века. Коп поздоровался с Фарах, соединив руки в приветствии так, что между ладонями у него оказался блокнот:
–
Фарах в ответ поднесла сложенную чашечкой ладонь ко лбу:
–
Коп взглянул на Гиту, потом в свой блокнот:
– А вы?..
– Гита. – Она тоже соединила на уровне груди мокрые ладони: –
–
– Э-э… только Фарах, – ответила Гита, схватившись за мочку уха. – Внесла один раз за нее проценты в нашей группе заемщиц.
– Ясно, – кивнул офицер и сделал пометку в блокноте, а Гите показалось, что он подписал ей приговор. Но коп уже потерял к ней интерес. – У меня к вам несколько вопросов, Фарахбен. Мы можем поговорить наедине?
Они отошли в сторону, оставив Гиту сражаться с отказавшими легкими. Почти задыхаясь, она огляделась под барабанную дробь собственного сердца. Вокруг играли дети; взрослые, покончившие с делами, пили чай, читали газеты, играли в карты и курили кальяны на верандах. Нервы Гиты были взвинчены до предела, но она старалась идти медленно и размеренно. Прошла мимо женщины, которая обрывала ветки нима для чистки зубов и складывала свою добычу в корзинку. Около дома Гиты двое мальчишек внимательно разглядывали валявшуюся у обочины дохлую собаку. Но Гиту поразило не столько их оживленное любопытство по отношению к тушке, сколько то, что они стояли слишком близко – никто из ее соседей не стал бы прикасаться к трупу, они всегда вызывали
Бандит кружил у ног Гиты, тявкая и подпрыгивая. Гита хотела его приласкать, но тут к ним устремилась какая-то женщина, заколотив одной о другую подошвами снятых
– Брысь! Пошел вон! – закричала женщина на Бандита. Она была в сари с накинутым на голову вместо
Бандит ее проигнорировал, и она снова захлопала подошвами
– Все в порядке! – сказала Гита. – Это моя собака.