Королевы не плачут

- Ну и что с того? Я же не верноподданная французской короны. И уж если на то пошло, мне выгоднее быть лояльной к Филиппу и оказывать ему всяческую поддержку. Помяни мое слово: став галльским королем, он рано или поздно съест Францию с потрохами, и Шампань будет первой из французских провинций, которая изъявит желание добровольно войти в состав объединенной Галлии. Тибальд возражать не станет, он к этому готов.

- Однако, - заметила Бланка, - прежде Филипп съест твою Наварру. Или же разделит ее с моим братом.

Маргарита грустно усмехнулась.

- Я это прекрасно понимаю, дорогуша. Я реалистка и предпочту уступить часть своей власти, чем вовсе потерять ее. Когда-то Рикард назвал меня политической извращенкой, и он был прав. Но теперь я не такая, теперь я трезво смотрю на жизнь... Жаль только, что эта перемена произошла во мне слишком поздно. - Она тяжело вздохнула, взгляд ее потускнел. - Бедный, бедный Рикард! Ведь я действительно любила его...

Они ударились в воспоминания, и уже в который раз Маргарита выплакивала Бланке всю свою боль, всю печаль, всю тоску по потерянному счастью, по тем радостным и безоблачным дням, которых никогда не вернеш ь...

А в то же самое время Филипп сидел за письменным столом у себя в кабинете, с головой погруженный в работу. Он знал, что после захвата Байонны одно лишь упоминание его имени вызывает в Парижском Парламенте настоящую бурю негодования, и решил воспользоваться этим, чтобы скомпрометировать графа Артуа. Он строчил письмо за письмом всем своим ближайшим родственникам во Франции - и сторонникам графа Артуа, и его яростным противникам, - убеждая их всех, что нельзя допустить, чтобы Хуана Португальская оставалась регентом Франции, что самая подходящая кандидатура на должность регента - граф Артуа. Он от всей души надеялся, что эти письма возымеют прямо противоположное их содержанию действие, особенно, если произойдет утечка информации и факт поддержки им графа Артуа станет достоянием гласности. Филипп рассчитывал, что у противников графа хватит ума инспирировать такую утечку или же, не мудрствуя лукаво, просто предъявить Парламенту и Совету Пэров его письма.

Он как раз составлял вычурное послание своему троюродному брату, герцогу Невэрскому, когда к нему пришел Гастон и сообщил о своем решении поехать вместе с Эрнаном в Толедо. Филипп отложил перо и удивленно поглядел на кузена.

- Какого дьявола? Что вам понадобилось в Толедо?

- Этого я сказать не могу. Прости, но...

- Ты пообещал Эрнану молчать?

- Да.

- Ну что ж... Жаль, конечно, что и ты покидаешь нас. - Филипп снова взялся за перо. - Не обессудь, дружище, но у меня еще много дел, а времени в обрез - обещал Бланке вскоре освободиться. Понимаешь, она не сможет заснуть без меня. Смешно, черт возьми, но и я, если подолгу не вижу ее, чувствуя себя брошенным ребенком. Просто уму не постижимо, как это я раньше... - Он осекся и тряхнул головой. - Боюсь, я начинаю повторяться. Ты что-то еще хотел мне сказать?

Гастон пришел в замешательство, лицо его побледнело, но он тотчас совладал с собой и извлек из кармана скрепленный герцогской печатью пакет.

- Чуть не забыл, - сипло произнес он. - Сегодня ко мне прибыл гонец из Тараскона. Это тебе письмо от отца.

- Ага! - рассеянно произнес Филипп, взял пакет, повертел его в руках и отложил в сторону. - Позже прочитаю... Ты случайно не знаешь, Эрнану передали мою просьбу?

- Да. Он скоро придет.

- Поторопи его, дело не терпит отлагательства. - Филипп мокнул перо в чернильницу и склонился над недописанным письмом. - До скорой встречи, друг. Удачи тебе.

- До скорой. - Гастон вздохнул, бросил быстрый взгляд на отложенный Филиппом пакет и вышел из комнаты.

И только на следующий день за обедом Филипп вспомнил о письме отца. Он велел Габриелю принести его, распечатал и начал читать.

И первые же строки письма заставили Филиппа вскрикнуть от неожиданности.

- Что случилось? - обеспокоено спросила Бланка.

Филипп молча передал ей письмо.

- О Боже! - произнесла она, прочитав его. - А Гастон поехал в Толедо.

- Вот именно, - кивнул Филипп. - А он взял и поехал в Толедо. Проездом, кстати, через Калаорру.

- Может быть, он еще не знает? - предположила Бланка.

- Глупости! Гонец-то прибыл к нему, а не ко мне. - Филипп сокрушенно вздохнул. - Я всегда знал, что Гастон редкостный циник. Но разве мог я подумать, что он АЖ ТАКОЙ циник!

23. О ТЩЕТЕ МИРА СЕГО

Сопровождаемый отрядом кастильских королевских гвардейцев большой обитый кожей рыдван с запряженными в него двумя парами лошадей медленно катился по ухабистой дороге, приближаясь к реке, которую римские завоеватели некогда называли Иберус и которую сейчас кастильцы зову Эбро, а галлы - Иверо. Человек двадцать гвардейцев ехали впереди рыдвана, по два - с обеих его сторон, внимательно следя за дверцами, а остальные следовали позади. Кроме того, еще четыре гвардейца сидели внутри, составляя компанию дону Фернандо Уэльве, младшему брату кастильского короля, ради которого, собственно, и была устроена вся эта помпа.