Королевы Привоза

Цирк был полон под завязку. Люди толпились на арене. Они размахивали руками и кричали. Эта густая пелена крика производила довольно неприятное впечатление, и в этом шуме нельзя было разобрать слов. Многие курили, и густой сизый дым стлался под потолком рваными хлопьями, обволакивая лица присутствующих сизой, расплывчатой дымкой.

Несколько человек в директорской ложе наверху внимательно наблюдали за сборищем, которое давным-давно вышло из-под контроля организаторов, то есть мирное собрание плавно перетекло в шумный митинг. Страсти разгорелись нешуточные, и достаточно было нескольких слов, чтобы разошедшаяся толпа вырвалась в город что-либо громить.

Несколько человек в директорской ложе внимательно наблюдали за происходящим.

– Видишь, Японец, – лысый гигант в кожанке, облокотившись о перила ложи, внимательно посмотрел на молодого человека, сидевшего рядом с ним. Его элегантный собеседник расположился в кресле вальяжно – нога на ногу и раскачивал носком элегантного лакированного ботинка. Костюм его был так же щегольски элегантен. На колене лежал котелок, за локтем стояла изящная трость, а в петлице пиджака вызывающе краснела гвоздика. Он являл собой разительный контраст с суровыми, плохо одетыми – неряшливо, в кожанки, в рваную военную форму – людьми, находящимися рядом в ложе.

– Видишь, – несмотря на то что лысый гигант вроде как уважительно и даже доверительно обращался к своему соседу, в голосе его звучала все-таки некоторая насмешка, – толпа кипит. Достаточно пары слов – и всё. Да шо там тюрьму, город возьмем! А ты говорил, шухера не будет.

– Так уж и за город возьмем, – усмехнулся Японец, – шо ж ты, Котовский, жмешься здеся, как барышня на сносях, а не берешь за свою тюрьму? Охолонут твои хлопцы, вот-вот часики протикают – и точка. И никто ни за что не возьмет.

– Может, и так, – лысый бросил на него тяжелый взгляд, – за того и позвали тебя сюда. Подсобишь?

– Ты, Григорий Иванович, ушами-то не финти! – хмыкнул Японец, любуясь носком собственного ботинка. – Давно тебе тюрьма покоя не дает. Вроде как вторая попытка. А может, и тюрьму сами сдадут, как в первый раз было? Может, малость погодём?

– Тюрьму надо брать, – мрачно сказал Котовский, – без тюрьмы французы лишатся важного форпоста в городе и скорее всего город сдадут.

– Красным, – хмыкнул Японец.

– Пускай красным, – Котовский кивнул, – сила за красными, и ты, Японец, это знаешь. Недаром вызвался нам помогать.

– Я еще ничего не решил, – ухмыльнулся Мишка, – передергиваешь, как коню поводья. Ну, допустим, подсоблю я тюрьму. Шо я с этого буду иметь? За какой интерес мои люди под пули пойдут, моих ведь там самая малость?

– Ты знаешь! Было же все оговорено! – заметно занервничал Котовский. – Мы же обсудили с тобой, в кабаке твоем, по полкам разложили. Или хочешь, как собачонка, цыпкаться с этим шаркуном Гришиным-Алмазовым, пока кто другой возьмет город? Ты учти, возьмут без тебя, без нас. Давно пора решить, с кем ты, Японец. Отсидеться, как крыса в норе, уже не получится. Так шо вот тебе проверка на прочность. Именно здесь и сейчас.

– Ладно, угомонись. Рот не рви, бо гланды простудишь, – Японец махнул рукой. – Ну шо, гулять так гулять. Но за пару слов ты сказал.

– За пару слов, – подтвердил Котовский.

Японец обернулся к одному из своих людей, почтительно стоявших за креслом:

– Слышь, Новицкого позови.

1 декабря 1918 года в городском цирке проходил массовый митинг, организованный социалистическими партиями. На нем присутствовало огромное количество одесских воров, членов уличных банд – во главе с Мишкой Япончиком и другими главарями, которые все активней и активней поддерживали красных.

Коренные представители пролетариата, выходцы из самых глубин Молдаванки и других одесских трущоб, люди, ставшие налетчиками, ворами и бандитами по воле жизненных обстоятельств, знавшие жизнь с самых низов, впитывали политические лозунги красных как губка, тем более, что красные обещали им новую жизнь, полное прощение всего того, что они успели нагулять и накуролесить в своей бурной жизни. Мало разбираясь в политических играх и тем более в политической пропаганде, они были той самой благодатной массой, которая, увеличиваясь в размерах, плавно, но уверенно перетекала в ряды большевиков.

Неумная политика военного террора, организованная новым губернатором при участии французских властей, сделала то, что долго не удавалось сделать большевикам: сагитировала нейтральных уголовников, абсолютно равнодушных до того к политике, переходить в ряды красных не только в поиске защиты от неминуемой смерти, но и в знак протеста против того произвола, который приезжие, чужие, ничего не понимающие в городе люди творили против жителей Одессы.