Короли без короны

Чем дольше Аньес слушала рассказ Соланж, тем больше ее высочество мрачнела. Поведение бывшей воспитанницы было вопиюще неподобающим. В этой истории принцессу удивили лишь непонятное терпение и сдержанность графа, столь деликатно показавшего супруге ее неправоту, и дерзость прислуги, осмелившейся вместо благодарности за оказанную честь, разрыдаться в присутствии ее сиятельства. Что ж, оставалось надеяться, что сердце графа смягчится, и он простит свою супругу, ограничившись не слишком суровым церковным покаянием. Тем временем должно было заменить в Азе-ле-Ридо управляющего, судя по всему, не видящего разницы между дряхлым старцем Сен-Жилем и молодым господином, а так же как можно точнее разъяснить графине различия между монашескими и супружескими обетами. Пожурив Соланж, Аньес все же успокоила бывшую воспитанницу, пообещав склонить графа к примирению. Оставалось только узнать, куда направился молодой человек и как можно скорее переговорить с ним. Аньес чувствовала, что в ссоре молодых была и доля ее вины. Не стоило ей приглашать Соланж пожить в Лоше во время отсутствия мужа, а коль скоро это произошло, ей следовало уже тогда объяснить бывшей воспитаннице, в чем заключается ее долг перед мужем.

Полагая, что люди супруга без труда смогут найти шевалье, Аньес направилась к принцу. К удивлению ее высочества на вопрос о графе де Саше принц Релинген вспылил:

— Да я слышать о нем не желаю! — с ожесточением сообщил Жорж-Мишель.

— Чем же он мог вызвать ваше неудовольствие? — в полном изумлении спросила принцесса.

— Во-первых, он наглец! — сообщил Жорж-Мишель. — Во-вторых и в третьих, он тоже наглец. Вообразите, перебил каких-то мерзавцев, приволок сюда сундуки с золотом, наговорил мне кучу дерзостей и в результате обвинил меня в том, будто я хочу отправить его на эшафот! И кто он после этого?!

Его высочество возмущенно смотрел на жену, оскорбленный в лучших чувствах. Аньес вздохнула, как вздыхала всегда, когда сталкивалась с чем-то, что ставило ее в тупик.

— А почему он решил, будто вы хотите отправить его на эшафот? — осторожно поинтересовалась ее высочество.

— Откуда я знаю! — пожал плечами Жорж-Мишель. — Я всего-то хотел прочитать приказ, а вместо этого наткнулся на оскорбление.

— Ах, вот оно что, — протянула принцесса, начиная что-то понимать. — Вы не хотели признавать, что подписали приказ, не глядя, и потребовали от графа вернуть бумагу? Но чего же вы хотели, Жорж? Что еще мог подумать граф, если вы хотели забрать у него единственный документ, который стоял между ним и эшафотом?

Принц смотрел на жену во все глаза, не понимая, шутит она или говорит всерьез.

— Что вы такое говорите, котенок? Какой эшафот?! Какой ни какой, но этот наглец муж моей кузины… Вот только он об этом не помнит.

— И вас это удивляет? — поразилась Аньес. — При его происхождении и ваших прежних отношениях… да его поведение почти безупречно. Он все время пытается доказать вам, что чего-то стоит, а вы придираетесь к нему как к мальчишке.

Принцесса Релинген помолчала.

— Знаете, Жорж, об этом мы лучше переговорить завтра, а сейчас мне просто необходимо встретиться с графом. Прикажите вашим людям разыскать его.

— А что его искать? — пожал плечами принц Релинген. — Он сейчас в Туре, и, между прочим, это еще одна дерзость с его стороны. Я дал ему отпуск на три дня, а он вновь показывает, что мои милости для него ничто!

Аньес поняла, что во всей этой истории шевалье де Бретей был единственным, кто сохранил хоть какой-то здравый смысл. Оставалось повторить свою просьбу и надеяться, что зравомыслие и далее не откажет графу. Таким образом, и появилось письмо, вызывавшее графа де Саше в Лош.

* * *

Удрать от восторженных почитателей граф де Саше смог только заявив, что его вызывает губернатор. И все же, проезжая по улицам Тура, он не мог избавиться от несущихся со всех сторон приветствий, сыпавшихся под копыта его коня платочков, цветов, рукавов и чепчиков. Только ожидание очередного безумства помогло Жерару вовремя осадить Стервеца, когда какой-то горожанин бросился прямо под ноги его коню. Увидев, что несчастный без движения лежит на земле, граф мгновенно спешился и склонился над беднягой. Смятение полковника усугублялось тем фактом, что несчастный был стар и сед. Горожанин протянул к нему руки, и Жерар расслышал рыдания:

— Пожалейте мальчика…

Его сиятельство попытался поднять старика, но самое большее, в чем преуспел, так это поставить несчастного на колени. Вставать на ноги старик не желал, он говорил о каком-то воспитаннике, твердил о милосердии и Боге, и граф де Саше в изумлении понял, что «несчастным мальчиком» горожанин называл того самого главаря разбойников, который два года наводил ужас на всю Турень.

Представить убийцу и грабителя мальчиком у Жерара не получалось, так что с удивившей самого себя холодностью он ответил старику, что преступления его воспитанника слишком велики, чтобы сохранить ему жизнь. Несчастный вновь залился слезами.