Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии

Напоследок Марк Блок, рационалист, наследник эпохи Просвещения, еврей-атеист, больше чем кто бы то ни было веривший в великие светские ценности прошлого, вынужден задаться вопросом: «Почему люди верили в королевское чудо?» Историк-первооткрыватель, опирающийся на данные антропологии и социологии, Блок предлагает объяснение описанного им феномена, стремясь избежать анахронизмов и ограниченности позитивизма. Прежде всего, пишет он, хотя «короли-целители» сроду никого не вылечили, они не были обманщиками. Все люди (почти абсолютное большинство общества от Средних веков до эпохи Просвещения), верившие в целительную власть королей, поступали так по двум причинам. Во-первых, им позволяли верить в эту власть обстоятельства физиологические, медицинские. Болезни, которые в ту пору объединялись под общим названием «золотуха», отличались той особенностью, что порой проходили — навсегда или на время — сами собой. Чудо совершала природа. Облегчение, как правило, наступало через некоторое, порой весьма продолжительное, время после совершения целительного обряда, однако люди прошлого охотно верили в чудо замедленного действия.

Главную же причину веры в чудо Марк Блок — не останавливаясь на этом подробно — излагает во фразе, которая и до сих пор остается основополагающей для истории ментальностей и исторической психологии: «Вера в чудо возникла потому, что все этого чуда ожидали».

Однако это объяснение — как ни посмотри, чересчур краткое и общее — несет на себе следы рационализма, которым был проникнут его автор. О том же свидетельствует и знаменитый вывод: «Итак, трудно увидеть в вере в королевское чудо что-либо, кроме плода коллективного заблуждения». Впрочем, можно ли упрекать Марка Блока, процитировавшего в «Апологии истории» арабскую пословицу: «Люди больше походят на свое время, чем на своих отцов», в том, что он не сумел освободиться от своей собственной проблематики? Можно ли упрекать его, нащупавшего в своей книге такие подходы, которые остаются новаторскими и по сей день, в том, что он напомнил об истине, которую должен уважать всякий историк, размышляющий о пределах своего погружения в прошлое? Та история ментальностей, которая удовлетворяется проникновением в словарь и фразеологию людей прошлого и которой достаточно избежать анахронизмов, — история лишь наполовину. Настоящий историк обязан, нарисовав достоверную картину прошлого, объяснить его с помощью научного аппарата собственной эпохи.

Концептуальный инструментарий Марка Блока

Перед тем как начать разговор о дистанции, которая нас отделяет от Марка Блока (а также о том, что нас сближает), я хочу вкратце охарактеризовать замысел этого ученого, его концептуальный инструментарий и научный метод.

Словарь Марка Блока выдает некоторые колебания, некоторую нечеткость, объясняющуюся пионерским характером его исследований, тем обстоятельством, что действенность новых понятий была частично связана с их расплывчатостью[34] и, наконец, сознательным желанием исследователя избежать чересчур жестких концептуальных рамок. Он очень удачно сказал по поводу устройства французских деревень, что предпочитает понятие «уклад» понятию «система», потому что оно гибче, а значит, ближе к исторической реальности.

Явления, которые Марк Блок изучает — и которые он обозначает выражениями, где с постоянством навязчивой идеи повторяется прилагательное «коллективный», подчас сменяющееся словом «общий», — определяются им то как «мыслительные стереотипы», то как «мысль не столько ученая, сколько народная», то как «коллективные представления», то как «общее мнение», то как «народное мнение», противопоставляемое ухищрениям теологов, то как «умственные представления», то как «интеллектуальные и сентиментальные представления», то, наконец, как «символические образы», «воображение», «народное воображение».

Если говорить об образах, то именно концептуальное и символическое воображение[35] побудило Марка Блока уделить особенное внимание иконографии и собрать богатое иконографическое досье (см. Приложение II). Разумеется, статус образа в истории и исторической мысли рассмотрен у Блока далеко не исчерпывающе. Однако автор «Королей-чудотворцев» сумел привлечь внимание историков к этому исключительно важному объекту. Образ — предмет весьма специфический — способен открыть, сообщить гораздо больше, чем думает большинство историков искусства и даже современных иконографов и иконологов. Его соотношение с текстами, его место в функционировании исторических обществ, его структура и локализация заслуживают самого серьезного изучения. Обновление истории искусства — одна из насущнейших задач, стоящих сегодня перед исторической наукой.