Короли и капуста. Рассказы

Церковь была ярко освещена. На асфальтовом тротуаре был разложен бархатный ковер, доходивший до самой мостовой. Подружки невесты поправляли друг другу ленточки и обсуждали веснушки будущей супруги. Кучера украшали свои кнуты белыми бантами и считали время от выпивки до выпивки. Пастор размышлял о том, сколько ему заплатят, и соображал, хватит ли этих денег на новый костюм для него самого и на портрет Лоры Джин Либби[239] для его жены. Да, в воздухе парил Купидон.

А перед церковью, братья мои, волновались и колыхались полчища племени зевак. Они стояли двумя сплошными массами, разделенные ковром и дубинками полицейских. Они сгрудились, как стадо, дрались, толкались, отступали и наступали, и давили друг друга, чтобы увидеть, как девчонка в белой вуали приобретет законное право обыскивать карманы мужа, пока тот спит.

Но назначенный час наступил и прошел, а жениха с невестой все не было. Нетерпение сменилось тревогой, тревога – поисками, которые ни к чему не привели. Тут вмешались в дело два дюжих полисмена и вытащили из разъяренной толпы зевак помятого и полузадохшегося субъекта с обручальным кольцом в жилетном кармане и громко рыдающую растрепанную женщину, прокладывающую себе дорогу к церкви, всю оборванную и в синяках.

Уильям Прай и Вайолет Сеймур, верные своей привычке, присоединились к толпе зрителей, не в силах противиться дикому желанию поглядеть на самих себя в роле жениха и невесты, входящих в убранную розами церковь.

Любопытство – то же шило в мешке.

Квадратура круга

Рискуя показаться надоедливым, автор все же считает необходимым предварить эту повесть страстей и эмоций небольшой геометрической справкой.

Природа движется по кругу; Искусство – по прямой. Все естественное округло; искусственное остроконечно. Человек, заблудившийся в метель, невольно бродит по кругу; ноги горожанина, исковерканные прямоугольностью улиц и зданий, несут его по прямой от самого себя.

Круглые глаза ребенка – воплощение невинности; узкая линия сощуренных глаз кокетки носит явный отпечаток искусственности. Прямая линия рта свидетельствует о хитрости и лукавстве; но кто не читал искренних лирических излияний Природы на губах, округлившихся для поцелуя?

Красота – это Природа в своей совершенной форме; и округленность – неотъемлемый ее атрибут. Взять хотя бы полную луну, золотой шар над входом в ссудную кассу, купола храмов, пирог с черникой, обручальное кольцо, арену цирка, круговую чашу, монетку, которую дают на чай официанту.

С другой стороны, прямая линия свидетельствует об отклонении от Природы. Достаточно сравнить пояс Венеры с прямыми складочками английской блузы!

Начиная двигаться по прямым линиям и поворачивать под острыми углами, мы искажаем свою натуру А вывод отсюда таков: Природа, будучи более гибкой, чем Искусство, пытается приспособиться к его более жестким канонам. Результаты подчас весьма курьезны: голубая роза, древесный спирт, штат Миссури, голосующий за республиканцев, цветная капуста в сухарях и житель Нью-Йорка.

Природные свойства быстрее всего утрачиваются в большом городе. Причина этого не имеет ничего общего с моралью – она сугубо геометрична. Прямые линии улиц и зданий, прямолинейность законов и обычаев, тротуары, не отклоняющиеся от прямой линии, неуклонно строгие, давящие своей бескомпромиссностью правила касательно всего и вся – даже отдыха и развлечений, – все это бросает холодный вызов свободному дыханию Природы.

Так что можно сказать, что большой город решил задачу о квадратуре круга. Остается добавить, что это математическое вступление предваряет историю одной кентуккийской вендетты, которую судьба привела в город, имеющий привычку обтесывать и обминать все, что в него входит, и придавать ему форму своих углов.

Эта вендетта началась в Кэмберлендских горах между семействами Фолуэлл и Гакнесс. Первой жертвой этой вражды домов пал охотничий пес Билли Гакнесса, тренированный на опоссума. Гакнессы возместили эту утрату, укокошив главу семейство Фолуэллов. Фолуэллы в долгу не остались. Они смазали дробовики и отправили Билла Гакнесса вслед за собакой в края, где опоссумы падают с деревьев, не вынуждая охотников оные деревья рубить.

Вендетта процветала в течение сорока лет. Гакнессов отстреливали одного за другим: через освещенные окна их домов, за плугом, по дороге с молитвенных собраний, во сне, на дуэлях, в трезвом и не очень виде, поодиночке или целыми группами, исповедовавшимися и неподготовленными. Ветви родословного древа Фолуэллов отсекались точно таким же образом, вполне сообразно традициям и устоям их страны.

Наконец, после такого активного обламывания семейных ветвей в каждой семье осталось по одному представителю. И тут Кол Гакнесс, вероятно, справедливо посчитавший, что продолжение распри придаст вендетте чересчур уж личный характер, вдруг исчез из Кэмберленда, игнорируя все права Сэма, последнего мстителя из рода Фолуэллов.