Короли и капуста. Рассказы

– Ну, нет, со мной такие шутки не пройдут, – говорит Меркисон. – Не на того напали! Уж если я сумел создать доходнейший бизнес в Грассдейле, значит, котелок у меня варит. Вы тут сказали, что они покажут мне настоящие деньги, не так ли, мистер Таккер?

– По крайней мере я всегда… то есть, читал в газетах, что так оно всегда и бывает.

– Ребята, – говорит Меркисон, – чует мое сердце, что этим прохвостам меня не провести. Возьму-ка я, пожалуй, две тысчонки, суну их в карманы да отправлюсь в Чикаго и проучу этих мерзавцев как следует. Поверьте моему слову – стоит Биллу Меркисону увидеть настоящие доллары – уж он-то их из виду не выпустит. Они предлагают пятерку за доллар? Что ж, мне это подходит. Уж я подготовлюсь к этой сделке как следует – им придется выложить всю сумму согласно договоренности! Такой уж он парень, Билл Меркисон. Да-да, он человек серьезный! Так что съезжу-ка я, пожалуй, в Чикаго и заставлю этого самого Смита заплатить пятерку за доллар. И попомните мои слова – вода будет просто теплая!

Мы с Энди из кожи лезем вон, чтоб он выбросил из головы этот провальный финансовый план, да где там! Уперся, как баран. Похоже, он твердо решил исполнить свой гражданский долг и заманить негодяев в ими же расставленную сеть. Может, это послужит им уроком.

Когда Меркисон ушел, мы с Энди еще долго сидели и молча предавались размышлениям о печальных заблуждениях человеческого ума. Подобные минуты ментальной медитации случались у нас нередко. Если выпадал нам час праздности – мы всегда предпочитали посвятить его совершенствованию своей духовной личности посредством мыслительных размышлений.

Мы долго молчали, а потом Энди и говорит:

– Джефф, я должен признаться, что очень часто испытывал сильнейшее желание выбить тебе пару коренных зубов. Такое случалось всякий раз, когда ты начинал нести свою обычную околесицу про совесть и порядочность в делах. Может быть, я был неправ, а может – прав. Однако в данном случае мне кажется, у нас расхождений не будет. Я чувствую, что было бы неправильно отпустить мистера Меркисона одного, без охраны, в Чикаго на встречу с этими мерзавцами. У него нет ни единого шанса. Не кажется ли тебе, что надо вмешаться и предотвратить неизбежное, чтобы потом не мучиться этими – как их там? – «угрызениями совести»?

Тут я встал, крепко сжал руку Энди Таккера и долго тряс ее.

– Энди, – говорю я, – может, раз или два мне в голову приходила сердитая мысль, будто ты человек бессердечной внутренней организации. Я беру эту мысль назад. Я вижу, что внутри твоей наружности все же есть зерно добра. Это делает тебе честь. Ты только что выразил мои мысли. Было бы недостойно и постыдно предоставить Меркисона самому себе и позволить ему ввязаться в эту историю. Уж если ему так приспичило ехать – поедем вместе с ним и не дадим его облапошить.

Энди со мной согласился, и я с радостью отметил, сколь серьезно он настроен предотвратить эту аферу.

– Я не могу назвать себя человеком набожным, – говорю я, – я не фанатик и не ханжа, но я не стану безучасно стоять и смотреть, как человек, который своими силами, умом и смелостью создал успешный бизнес, становится жертвой бессовестных мошенников, представляющих угрозу интересам общества.

– Правильно, Джефф, – говорит Энди. – Если Меркисон не одумается и отправится в Чикаго, мы от него ни на шаг не отойдем и сорвем эту гадкую затею. Просто противно видеть, как такие деньжищи выбрасывают на ветер.

И мы пошли к Меркисону.

– Ну, нет, ребята, – говорит он. – Никогда не соглашусь, чтобы эти сладкоголосые чикагские сирены и дальше продолжали петь свои сладкозвучные песни. Вот увидите – я вытоплю жирок из этих невидимок! Или прожгу дырку в сковородке. Но, конечно, я буду жутко, до смерти рад, если вы поедете со мной. Может, и впрямь пособите немного, когда придет время паковать наличность. Честное слово, если согласитесь проехаться со мной – для меня это будет просто праздник и подарок судьбы!

После этого Меркисон распускает по городу слух, будто он уезжает на несколько дней в Западную Виргинию с мистером Питерсом и мистером Таккером, чтобы посмотреть какой-то рудник. Он телеграфирует Дж. Смиту, что в назначенный день готов ступить в его капкан, и наконец мы втроем мчимся в Чикаго. В поезде Меркисон веселит себя предвкушением забавных событий и приятных воспоминаний.

– В сером костюме, – говорит он, – на юго-западном углу Уобаш-авеню и Лейк-стрит… Он уронит газету, а я спрошу, теплая ли сегодня вода. Ха-ха-ха-ха-ха!.. – Следующие пять минут он оглушительно хохочет.

Однако время от времени он как-то мрачнеет и, похоже, пытается прогнать какие-то неведомые нам сомнения.

– Парни, – говорит он, – готов отдать десять раз по тыще, лишь бы вся эта история не всплыла у нас в Грассдейле. Меня бы это сразу разорило. Но вы-то люди благородные, я же вижу. И вообще, долг каждого гражданина проучить этих бандитов, паразитирующих на доверии народа. Я им покажу теплую воду! Значит, за каждый доллар – по пятерке, говоришь? Ну, смотри, Дж. Смит, придется тебе держать слово, раз уж за дело берется Билл Меркисон.