Короли и капуста. Рассказы

– Сэм, – говорит он, – ну, что для нас каких-то двести пятьдесят долларов, в конце то концов. Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой – и смирительная рубашка мне обеспечена. Мало того, что мистер Дорсет – настоящий джентльмен, так ведь он еще и транжира, раз делает нам столь великодушное предложение. Сэм, ты не упустишь этот шанс, правда же?

– По правде говоря, Билл, – отвечаю я, – мне этот агнец небесный тоже начал действовать на нервы. Отвезем его домой, заплатим выкуп и рванем отсюда подальше.

В туже ночь мы отвезли мальчишку домой. Наплели ему с три короба – будто отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и пару мокасин, а завтра мы будто бы едем на охоту стрелять медведей.

Было ровно двенадцать, когда мы постучали в парадную дверь Эбенезера. В ту самую минуту, когда мне, в соответствии с первоначальным планом, надлежало изымать полторы тысячи долларов из коробки под деревом, Билл стоял и отсчитывал двести пятьдесят долларов в руку Дорсету.

Когда до мальчишки дошло, что мы оставляем его дома, он взвыл пароходной сиреной и вцепился Биллу в ногу, как пиявка. Отец отдирал его от ноги дюйм за дюймом, словно клейкий пластырь.

– Как долго сможете его держать? – спрашивает Билл.

– Как сказать, силы-то уже не те, – говорит старик. – Минут десять продержусь, а большего не обещаю.

– Годится! – говорит Билл. – Как раз миную Центр, Юг и Средний Запад, а там до канадской границы можно уже и вприпрыжку!

Хоть ночь была темная, а Билл очень толстый, а я, как известно, бегун не из последних, но когда мне удалось его догнать, от города нас отделяло уже полторы мили.

Формальная ошибка

Я никогда не был особенным любителем междоусобиц; пожалуй, немного найдется в нашей стране явлений, чья ценность была бы столь нагло завышена – ну, разве что грейпфруты, свиной студень да медовый месяц. Тем не менее, если позволите, я расскажу вам об одной междоусобице на Индейских территориях, в которой мне выпала роль пресс-агента, попутчика и непреднамеренного несоучастника.

Я гостил на ранчо Сэма Дерки, где культурно проводил досуг, падая с недообъезженных лошадок и помахивая руками под носом у степных волков (сохраняя, впрочем, двухмильную дистанцию). Сэм был умудренным парнем лет двадцати пяти, из тех, кто бесстрашно возвращается домой по самой темноте – правда, не очень охотно.

А надо сказать, что у него под боком, в Крик-Нейшн, обитал клан неких Тейтумов. Я слышал, что Дерки с Тейтумами издавна враждовали. Поголовье обоих семейств с годами заметно сократилось, и конца данной тенденции не предвиделось – с обеих сторон подрастала юная смена. Но, как я понял, воевали они по-честному; то бишь, не прятались по кукурузным плантациям, целясь неприятелю в спину промеж подтяжек – отчасти, возможно, ввиду отсутствия кукурузных плантаций и привычки местных носить не больше одной подтяжки. Кроме того, заклятые враги никогда не трогали женщин и детей. В то время – да и поныне – местным женщинам ничто не угрожало.

У Сэма Дерки была подружка. (Если бы я рассчитывал протолкнуть этот рассказ в беллетристический журнал, пришлось бы написать: «М-ру Дерки посчастливилось быть помолвленным».) Звали ее Элла Бейнс. Они производили впечатление любящей и нежной пары, как оно всегда бывает сразу после помолвки и сразу перед размолвкой. На вид она была вполне удобоварима, особенно с учетом пышной копны каштановых волос. Даже когда он представил ей меня, она осталась непоколебима в своих предпочтениях, так что я окончательно уверился: этих двоих свела вместе Судьба.

Мисс Бейнс жила в Кингфишере, в двадцати милях от ранчо. Сэм большую часть времени жил в седле между этими двумя точками.

Однажды в Кингфишере объявился некий отважный молодец невысокого роста с гладкими и непримечательными чертами лица. Его очень интересовали всевозможные сведения из жизни городка, а в особенности фамилии его обитателей. Он сказал, что прибыл из Маскоги, во что охотно верилось – стоило лишь взглянуть на его желтые башмаки и вязаный галстук. Я как-то пересекся с ним по дороге на почту. Он сказал, будто его зовут Беверли Треверс, во что верилось с трудом.

На ранчо как раз настала самая занятая пора, и у Сэма не было времени часто отлучаться от дел. Посему мне как непригодному к труду и по большей части бессмысленному дармоеду выпала обязанность ездить в город за всякой всячиной – открытками, мукой, содой, махоркой и, самое главное, письмами от Эллы.

Однажды, отправившись за папиросной бумагой и запасными колесами для телеги, я увидел мнимого Беверли Треверса и Эллу Бейнс, раскатывающих взад-вперед по улице в желтоколесном экипаже со всей нарочитостью, которую позволяла вязкая черная грязь. Я понимал, что сие известие вряд ли прольется бальзамом на душу Сэма, и благоразумно исключил его из ежевечерней сводки городских новостей. Но на следующий день на ранчо объявился долговязый бывший ковбой по имени Симмонс, старый приятель Сэма, торговавший в Кингфишере сеном, и, скрутив и выкурив внушительное количество папирос, наконец разомкнул уста. А глаголили его уста вот что: