Короли и капуста (сборник)

Хетти была Плечом. Плечо у нее было костлявое, острое, но немало людей, встреченных ею на жизненном пути, клали на него голову – как метафорически, так и буквально, – и изливали на него половину своих горестей. Подходя к жизни с анатомической точки зрения, которая ничем не хуже любой другой, Хетти была просто предназначена стать Плечом. Едва ли у кого-нибудь найдутся более располагающие к доверию ключицы.

Хетти было всего тридцать три, и она еще не перестала чувствовать боль всякий раз, когда юная хорошенькая головка склонялась к ней в поисках утешения. Но один взгляд в зеркало всегда служил ей лучшим успокоительным и болеутоляющим. И на этот раз она бросила кислый взгляд в растресканное старое зеркало, висящее на стене над газовой горелкой, немного притушила огонь под кипящей говядиной с картошкой, подошла к кушетке и прижала к себе головку Сесилии.

– Ну же, милая, расскажите мне, – попросила она. – Теперь я вижу, что вы плачете не из-за плохой картины. Вы встретились с ним на пароме, да? Ну же, Сесилия, дорогая, расскажите… расскажите все своей… тете Хетти.

Но юность и отчаянье сначала должны излить избыток вздохов и слез, что подгоняют барку романтики к желанным островам. Вскоре, однако, прильнув к жилистой решетке исповедальни, кающаяся грешница – или благословенная причастница священного огня? – просто и безыскусно повела свой рассказ.

– Это было всего три дня назад. Я возвращалась на пароме из Джерси. Старый мистер Шрум, торговец картинами, сказал мне, что один богач в Ньюарке хочет миниатюру – портрет своей дочери. Я поехала к нему и показала несколько своих работ. Когда я назвала цену пятьдесят долларов, он рассмеялся, противно, точно гиена, и сказал, что портрет углем, в двадцать раз больше моей миниатюры, обойдется ему в каких-нибудь восемь долларов.

Все, что у меня было – ровно на обратный билет на паром в Нью-Йорк. Мне было так плохо, что жить не хотелось. Наверное, что-то такое было видно по моему лицу, но я заметила, что он сидит и смотрит на меня, будто все понимает. Он был красив, но, главное, у него такое доброе лицо. Когда ты устал, несчастен и в отчаянии, доброта значит больше, чем что-либо другое.

Когда я впала в такое отчаяние, что у меня просто уже не было сил бороться, я встала и медленно вышла через заднюю дверь каюты. На палубе никого не было, и я быстро перелезла через поручни и бросилась в воду О, друг мой, Хетти, там так холодно, так холодно!

На какой-то миг мне захотелось обратно в «Валламброзу», голодать и надеяться. А потом я онемела, и мне стало все равно. А потом я вдруг почувствовала, что в воде рядом кто-то есть и поддерживает меня. Оказывается, он пошел за мной и прыгнул в воду, чтобы спасти меня.

Нам бросили какую-то штуку вроде большой белой баранки, и он заставил меня продеть в нее руки. Потом паром дал задний ход, и нас втащили на палубу. О, Хетти, как же мне стало стыдно своей слабости, что я решила утопиться; да и волосы растрепались и прилипли, так что я представляла то еще зрелище.

А потом пришли какие-то мужчины в синем, я дала им свою карточку, а он объяснял, что я стояла на краю палубы, уронила сумочку в воду, перегнулась через перила, чтобы достать ее, и выпала за борт.

И тут я вспомнила, как читала в газете, что людей, которые пытались покончить с собой, сажают в тюрьму вместе с убийцами, и мне стало очень страшно.

А потом какие-то дамы отвели меня в кочегарку, высушили и расчесали мне волосы. Когда паром причалил, он проводил и посадил меня в кеб. Он сам промок насквозь, но смеялся, будто это все веселая шутка. Он просил мое имя или адрес, но я не сказала, так мне было стыдно.

– Ну и зря, детка, – мягко сказала Хетти. – Подождите немного, я притушу огонь. Эх, боже мой, ну почему у нас нет лука…

– А потом он поднял шляпу, – продолжала Сесилия, – и сказал: «Ну, ладно. Но я все равно вас разыщу. Я намерен получить вознаграждение за спасение утопающих». А потом он заплатил кебмену, велел, чтоб тот отвез меня, куда скажу, и ушел. А что за вознаграждение, Хетти?

– Имущество, полагающееся за спасение утопающего в качестве вознаграждения, – объяснила Хетти. – Вы, должно быть, впечатлили этого молодого героя.

– И вот уже три дня, а он все никак не нашел меня, – простонала миниатюристка.

– Не торопите время, – сказала Хетти. – Город большой. Подумайте, сколько девушек с мокрыми волосами ему надо осмотреть, прежде чем он узнает вас. Жаркое получается на славу – эх, только вот без лука! Я бы даже на зубчик чеснока согласилась, если бы он у нас был.

Мясо с картофелем весело булькало, распространяя соблазнительный аромат, в котором, однако, явно не хватало чего-то очень нужного, и это вызывало смутную голодную тоску, неотвязное желание раздобыть недостающий ингредиент.

– Я почти утонула в этой ужасной реке, – сказала Сесилия, вздрогнув.

– Воды маловато, – сказала Хетти, – в жарком, я говорю. Сейчас пойду наберу.

– Хорошо пахнет, – заметила художница.