Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв.

Примерно те же рассуждения были повторены Винсентом из Бове в двух более поздних трактатах — в De eruditione filiorum nobilium (ок. 1247 г.)[186] ив De morali principis institutione, завершенном в 1264 г., буквально накануне смерти автора[187]. Иными словами, не зная имени Иоанна Солсберийского (во всяком случае, никогда не упоминая его в собственных сочинениях), знаменитый французский энциклопедист по сути повторял многие сентенции, изложенные веком ранее в «Поликратике».

* * *

Важно отметить, что последние произведения Винсента из Бове, как, впрочем, и трактат De bono regimine principis Элинанда из Фруамона, относились к совершенно особому литературному жанру — королевских зерцал, или зерцал правителей, пользовавшихся во Франции XIII в. особой популярностью[188]. Как мы успели убедиться, во многом моделью для них выступало знаменитое сочинение Иоанна Солсберийского, знакомство с основными идеями которого, впрочем, часто происходило не опосредованно (как в случае с автором «Великого зерцала»), а напрямую.

Ярким тому подтверждением являлось творчество монаха-францисканца Жильбера из Турне (ок. 1200–1284), многие годы преподававшего в Париже, принявшего, возможно, участие в седьмом крестовом походе 1248 г. под предводительством Людовика IX Святого[189], а в 1259 г. по просьбе короля написавшего несколько писем для наследника французского престола, будущего Филиппа III Смелого (1270–1285). Эти послания автор объединил затем в трактат Eruditio regum et principum, и сильное влияние «Поликратика» ощущалось в нем буквально с первых строк[190]. При этом Жильбер, насколько можно судить, обратился к сочинению английского схоластика, минуя более краткие версии Элинанда из Фруамона и Винсента из Бове: хотя в самих письмах имя Иоанна Солсберийского не упоминалось, оно присутствовало в другом педагогическом сочинении францисканца — De modo addiscendi, созданном около 1262 г.[191]

О непосредственном знакомстве Жильбера из Турне с «Поликратиком» свидетельствовали и буквальные цитаты из него, и подробные пересказы отдельных его глав, включенные в Eruditio regum et principum. В частности, эти многочисленные заимствования касались и интересующей нас темы — присутствия при дворе правителя нежелательных персонажей и в том числе — распутных женщин и мужчин, занимающихся колдовством. Подобно Элинанду из Фруамона и Винсенту из Бове, Жильбер уже в самом начале своего трактата воспроизводил сентенцию Иоанна Солсберийского о необходимости удаления столь вредных людей из ближнего круга государя[192], а затем неоднократно к ней возвращался[193]. Однако наиболее любопытным заимствованием из «Поликратика» являлись, на мой взгляд, поучительные «примеры», которые Жильбер приводил в подтверждение своих слов. Так, он — вслед за английским схоластиком — вспоминал об отношениях Юлия Цезаря и царицы Египта Клеопатры, околдовавшей императора своими льстивыми речами и красотой, или о приключениях Одиссея, избежавшего ловушки, расставленной сиренами[194]. К ним Жильбер, очевидно, уже по собственному почину добавлял знаменитый апокрифический рассказ об Александре Македонском, которого его учитель Аристотель предупреждал о происках «королевы Индии», имевшей намерение отравить великого правителя и для этого подославшей к нему этого некую прелестную девицу[195].

Впрочем, факт подобных заимствований — прямых или косвенных — из «Поликратика» оказывался важен даже не сам по себе, а в связи с тем впечатлением, который произвели идеи Иоанна Солсберийского при посредничестве Элинанда из Фруамона, Винсента из Бове и Жильбера из Турне на возможных и реальных заказчиков их сочинений — на членов французской королевской семьи.