Короли Италии (888–962 гг.)

Однако Милон, видя, какой оборот принимают события, успел скрыться. Он более не обольщался насчет Арнульфа и союза с ним. Более того, он уверился в том, что новый поход также не имел бы успеха, поскольку крупные феодалы, не поддержавшие инициативу первого похода, не одобрили бы и второй. Немного поразмыслив, Милон перешел от Арнульфа на сторону Гуго. Один из его братьев вместе с кучкой вассалов открыто взбунтовался, забаррикадировался в Веронском замке и какое-то время выдерживал осаду герцога.

Арнульф относительно быстро сломил сопротивление и продолжил путь в Баварию, увозя с собой пленных мятежников. А Гуго 2 февраля вошел в Верону во главе войска, со свитой из епископов и графов^[9].

Своевременно приняв решительные меры, Гуго предотвратил роковые для государства последствия, которые вполне могли произойти после заговора Милона и вторжения Арнульфа. Правда, подавление мятежа и расправа с мятежниками произошли весьма интересным образом.

Милон укрылся в надежном месте, его брат попал в плен, тем самым невольно доказав верность своей семьи законному государю. В серьезную переделку попал Ратхерий. Именно он рассказал — хотя и довольно бессвязно — о событиях, последовавших за вступлением королевских войск в Верону. Этот рассказ пролил свет на реальную политическую обстановку в итальянских городах того времени, на ситуацию, которую хронисты описывали схематично и однообразно.

Лиутпранд сообщил только то, что Арнульф «охотно принят графом Милоном и епископом Ратхерием, словно они его пригласили». После этого он описал военные действия во время похода, а затем рассказал об отступлении герцога и его последствиях: «…когда он отступил, король Гуго немедленно вернулся в город, а плененного им Ратхерия, епископа этого города, Папа отправил в изгнание». Так он завершил свой рассказ об этом эпизоде.

В свою очередь, Ратхерий дает нам понять, что не только он с Милоном, но и горожане перешли на сторону Арнульфа. Однако общественное мнение в Вероне играло немаловажную роль. Утром 2 февраля во время торжественной мессы, когда восхваляющий Господа и присутствующие обменивались поцелуем мира, многие из тех, кто знал о неминуемом вторжении в город королевского войска, открыто заявили епископу, что именно на нем лежит ответственность за произошедшие и грядущие несчастья.

Бургундцы, из войска Гуго, сначала преследовали отступавших воинов Арнульфа, а затем вошли в город и принялись громить все вокруг, грабить и убивать. Было произведено множество арестов, а епископа, который не успел, подобно графу, вовремя переметнуться на сторону Гуго и к тому же попался на глаза людям короля, когда беседовал с одним из приспешников герцога, взяли под стражу. С ним хорошо обращались, поскольку его происхождение и его дружба с Хильдуином создали ему репутацию своего человека при дворе и, возможно, приближенного короля. Тем не менее ночью Ратхерий не смог сомкнуть глаз, думая об угрозе, которая нависла над остальными арестованными — простыми горожанами и священниками, начиная с архидиакона. Очевидно, всех их ожидала виселица. Ратхерию удалось поговорить с неким влиятельным «другом», возможно, Хильдуином. Тот дал Ратхерию множество советов и помог ему на следующее утро, 3 февраля, устроить встречу с теми арестованными, которые скомпрометировали себя более всего. Эти люди составили письменное послание, которое должно было снять с них все обвинения. Ратхерий не говорит ни о том, кому предназначалось это письмо, ни о том, каким образом его содержание могло помочь обвиняемым. Можно предположить, что это было анонимное послание королю, но кого именно его авторы осыпали «ругательствами» (convicia), которыми, по признанию самого Ратхерия, пестрел текст письма, нельзя даже предположить.

Орсо, зять архидиакона, который составил и переписал письмо, всю ответственность за его содержание переложил на епископа. Остальные поступили так же, и весь королевский гнев обрушился на Ратхерия. Гуго приказал перевезти его в Павию и заключить в так называемую башню Вальперта^[10].