— Год назад, — говорил он на ломаном наречии юттов, — ты пришел на Гдару и захотел мира с моим народом. Ты обещал быть другом и защищать нас от нападений твоих проклятых сородичей. А мы, глупцы, поверили, что у морских разбойников есть совесть и честь. Мы слушали тебя, торговали с тобой, даже рубили для тебя деревья, когда ты строил частокол, чтобы укрыться за ним от моих менее легковерных соплеменников. У тебя была только одна ладья и горсточка людей, но, едва ты построил частокол, стали прибывать и другие. Сейчас вас четыре сотни, а на песке лежат шесть кораблей с драконьими головами. Ты быстро освоился и, даже больше того, унижал наших вождей, избивал молодых воинов, а сейчас твои разбойники забрали наших женщин, да еще требуют отдать им детей и стариков.
— А чего ты ждал от меня? — цинично спросил Торвальд. — Я вам предлагал платить за голову каждого, убитого без причины. А что касается ваших баб, я считаю, что не пристало воину обращать внимание на такие пустяки.
— Платить! — ярость клокотала в черных глазах пикта. — Что нам ваше серебро! Разве оно может смыть пролитую кровь? Чужие женщины для вас не более чем игрушка, я это знаю. Но тебе придется признать, что девушки моего народа не такие уж милые игрушки, как вам показалось.
— Хватит — резко оборвал его Торвальд. — Говори наконец, что тебе нужно, у нас есть дела поважнее, чем твои нудные жалобы.
Тот никак не отреагировал на оскорбление.
— Убирайтесь, — показал он в сторону моря, — назад в Норвегию или в пекло. Убирайтесь туда, откуда пришли, и поскорее, пока вас отпускают с миром. Это сказал я, Бурлла, вождь Хьялтланда.
Торвальд затряс головой и зашелся в приступе смеха. Ему вторили соратники, и казалось, что весь зал дрожит от их хохота.
— Идиот! — выкрикнул норманн. — Ты думаешь, викинги выпускают добычу из рук? Вы были настолько глупы, что позволили нам прийти сюда, а сейчас мы сильнее вас! Люди севера — господа здесь! На колени, пес, — и благодари судьбу, что тебе позволено жить и служить нам! Разве теперь не в наших силах стереть с лица земли все ваше племя? Живите себе, но только учтите, что вольному люду Гдары пришел конец. Вы будете носить серебряные ошейники, и все будут звать вас рабами Торвальда.
После этих слов самообладание покинуло пикта.
— Глупец, — зарычал он, и гулкое эхо прокатилось по залу. — Ты вынес приговор самому себе. Вы, северяне, властители народов?! Мы уже владели миром, когда твои предки только слезли с деревьев в арктической пуще! Может быть, мы все погибнем, но никогда не будем рабами белых дикарей. Псы у твоих ворот воют о смерти, и все вы погибните, как псы: и ты, Торвальд Разбей Щит, и ты, Аслаф Йорльсбан, и ты, Гримн, сын Гнорри, и ты, Озрик, и ты, Хакон Скель!
Палец пикта остановился на сидевшем рядом с Хаконом человеке, не менее диком и грозном, но темноволосом и тщательно выбритом. Холодные серые глаза делали лицо еще более жестоким. Его шлем украшали не рога, как у викингов, а конский хвост, при нем было ирландское, а не норманнское оружие.
— И ты, Харди, по прозвищу Ворон! — закончил он.
Меднобородый Аслаф Йорльсбан вскочил из-за стола.
— Клянусь кровью Тора! И мы будем спокойно выслушивать нападки этого… этого… Я…
Торвальд остановил Аслафа движением головы; было видно, что он привык повелевать, и каждый его жест это подчеркивал.
— Ты говорил долго и громко, Бурлла, — произнес он очень спокойно. — Наверное, в горле у тебя пересохло.
Сказав это, он взял со стола рог. Удивленный Бурлла машинально протянул руку. Вдруг Торвальд выплеснул содержимое рога прямо ему в лицо. Разъяренный Бурлла отскочил назад и, выхватив меч, бросился на викинга; но пенящееся пиво ослепило его, и поэтому Торвальд с легкостью парировал все удары. Сзади Аслаф сильно ударил пикта доской. Оглушенный и окровавленный, он свалился под ноги Торвальду. Хакон подскочил к потерявшему сознание пикту с ножом, но Торвальд удержал его.
— Не хочу, чтобы паршивая кровь пачкала пол в моей скалле. Унесите эту падаль отсюда и там делайте, что хотите.
Сидевшие поближе с охотой откликнулись на призыв вождя. Инстинктивно Бурлла, еще не пришедший в себя, привстал на колени, но толпа снова повалила его и пинала с дикими криками до тех пор, пока он не перестал подавать признаки жизни. Тогда его с пинками и бранью выволокли во двор и, безжизненного, ничком швырнули наземь.
Тем временем Торвальд осушил новый рог пива и опять рассмеялся.
— Нас ждет славная охота, — заявил он. — Предстоит извести этих тварей, иначе их нытье и воровство не даст нам покоя.
— Да, это будет охота, — согласился Аслаф. — Много чести воевать с ними, но вполне можно охотиться на них, как на волков…
— У тебя дурацкое представление о чести, — пробурчал старый Гримн, сын Гнорри. — Ты просто бредишь честью, а я тебе говорю, что это было просто безумием — ударить короля пиктов. Торвальд, по отношению к этим людям ты должен вести себя более благоразумно. Как мне кажется, их раз в десять больше, чем нас.