Короли Падали

— Рен! Он, несомненно, нашел кровь.

— Черт! Дрожащей, но нежной рукой он обхватывает мою щеку, приближая мое лицо к своему.

Я не хочу смотреть на него. Я не могу. И я благодарю за слезы, которые размывают его лицо.

— Я собираюсь позвать акушерку. Я сейчас вернусь.

Я хватаю его только за зад, прежде чем он оборачивает одеяло вокруг нижней половины тела и проламывается через плетеную дверь, зовя Хасею, пожилую женщину, которая приняла роды у нескольких женщин в нашем улье. Известно, что она очень опытна в таких делах, но если это следует за тем, как я была беременна в последний раз, боюсь, даже она не сможет мне помочь.

— Это не чрезмерно и не необычно после полового акта, — говорит Хасея, надавливая на мой живот двумя пальцами внутри меня. Хмурое выражение на ее лице добавляет страха к дискомфорту, который уже бурлит внутри меня.

— Твоя матка кажется немного большой в течение восьми недель. Ты уверена в своем последнем менструальном цикле?

К счастью, Шестой ждет снаружи, вместе с теми, кто еще собрался посмотреть, из-за чего поднялся переполох, иначе у него, вероятно, было бы дюжина или больше вопросов к Хасее прямо сейчас.

Лежа на спине, с согнутыми ногами, я мысленно подсчитываю, когда в последний раз мне приходилось думать о кровотечении. Каждая девочка, рожденная в поколении Рейтов, которые чуют запах крови, знает с точностью до часа, когда начинается их цикл, и у меня в последний раз был свой, перед тем как я отважилась выйти за стену после смерти папы, чуть больше двух месяцев назад.

— Честно, да.

— Хммм. Есть боль, когда я нажимаю здесь? Она проводит рукой по моему животу и усиливает давление.

— Нет. У меня были только небольшие спазмы, а потом пошла кровь.

— Я не нахожу чрезмерного количества крови во влагалищном канале, так что, возможно, мы подождем и посмотрим. Тебе следует отдохнуть, поскольку я уверена, что путешествие сказалось на тебе.

— Через восемь недель? Не кажется ли вам, что рановато для подобных опасений?

— Каждая беременность отличается от другой, милая. Я не совсем уверена, что всего два месяца. Ты потеряла одного до этого, верно?

— Да. Я съела несколько ягод. Я не знала, что они…

— Я не выношу суждения. Она убирает пальцы изнутри меня и опускает обе руки в ожидающее ее ведро для мытья посуды, натирая их мылом.

—Никаких половых сношений в течение пары дней. Просто пока мы не узнаем, что происходит с маленьким горошком. Я подозреваю, что это обычное кровотечение, возможно, даже вызванное имплантацией. Но если предположить, что вы пришли так рано, как говорите, то есть ряд причин, и я хотела бы исключить некоторые из них.

— Спасибо. Я опускаю ноги, прикрывая их тонким одеялом, которое Шесть дал мне ранее.

С улыбкой она вытирает руки о кусок ткани, который принесла с собой в палатку, и кладет ладонь мне на живот.

— Давай не будем беспокоиться, пока не узнаем наверняка, хорошо? Это не помогает.

— Обещаю.

Она фыркает и поджимает губы.

— Кто будет тем, кто убедит Риса не волноваться, хммм? Клянусь, этот человек беспокоится о вас больше, чем если бы прямо сейчас по лагерю пробежала орда Бешенных.

Я хихикаю, мои опасения рассеиваются от ее спокойного голоса.

— Я заверю его, что пока беспокоиться не о чем.

— Хорошо. И я сообщу новости о том, что ему придется воздерживаться день или два. После этого ты свободна заниматься своими делами. Она поводит бровями и фыркает от смеха.

— А теперь отдыхай.

Отдыхать. Это означает, что из-за меня мы не двинемся вперед, во Флориду. Мы потратили последние недели, собирая достаточно припасов, чтобы отправиться туда, а также обратно, на случай, если на востоке будет хуже, чем там, откуда мы пришли.

В тот момент, когда Хасея отодвигает плетеную дверь в сторону, Шестой стоит там, его глаза перебегают с меня на акушерку. Позади него небольшая толпа, которая держится от него на расстоянии, возможно, опасаясь того, что он сделает, если возникнут проблемы.

Хасея кладет руку ему на грудь и легонько похлопывает.

— Ей нужен отдых. И спокойствие. Отдых и безмятежность, ясно?

Нетерпеливо кивнув, он входит в пещеру, закрывая за собой дверь, и садится у стены с противоположной стороны. То, как он потирает свой бритый череп, напоминает мне о тех днях, когда он был всего лишь мальчиком, мучившим себя из-за возможности того, что он причинил мне боль.

— Привет. Я поднимаю голову, глядя на него сверху вниз.

— Ты не сделал ничего плохого. Я в порядке.

Руки прижаты к его черепу, он тяжело дышит через нос и качает головой.

— Тем более, крови было не так много, как я думала. И она сказала, что спазмы могут быть следствием зачатия.

Он молча наблюдает за мной, и я не могу сказать, доходят до него мои слова или нет, пока он безмолвно не поднимается на ноги и не устраивается рядом со мной, кладя руку мне на живот. Этот человек всегда был тихим созерцателем, возможно, с тех пор, как он обрел свой голос, но в такие моменты, как сейчас, я нахожу это разочаровывающим.