По причине краткости поединка и явного несоответствия противников одобрительные возгласы небольшой толпы стихли. Грязный узник растерял весь свой кураж в хватке Роки, как и столь многие другие до него, и выронил оружие.
Рока сдавливал, доколе враг не захныкал и не обмяк, доколе соотношение сил не стало очевидным и неравным до неприличия. Затем он указал на другую сторону арены и отпустил проигравшего, который удрал обратно в свой угол.
Рока поднял брошенное оружие, рассматривая сборище зевак. Он пристально наблюдал за ними, стараясь увидеть, кто был доволен, а кто нет, и куда направлены их взоры.
Иерархия племени вскоре стала очевидной. Одного мужчину всячески игнорировали – смотрели на него лишь искоса.
Он был старше большинства зрителей. Холеный, с телосложением человека, который когда-то любил драться, но теперь любил поесть. Зрители пытались наблюдать за ним украдкой. Они казались встревоженными, но как минимум некоторые выглядели веселыми. Почти довольными. Наверное, это были его враги или соперники.
С того момента, как он вошел на арену, Рока принялся упражняться в бросании дубинки в своей Роще. Он передвигал мишень и пробовал снова и снова на тренировочном поле, на котором трудился с детства.
Ограждения у арены не имелось, и расстояние было небольшим. Люди начали кричать на другого узника, который, улизнув к себе в угол, съежился на земле. Рока ждал, когда хаос усилится.
Толпа продолжала надрываться резкими голосами; некоторые поворачивались друг к другу и смеялись, возможно, чтобы ослабить растущую напряженность. Наконец заговорил вождь, и все взгляды обратились к нему.
Букаяг с силой метнул оружие в лыбящегося мужчину, стоявшего ближе всех к краю. Дубинка не предназначалась для метания, и ее полет был неуклюжим, но она поразила цель. Дубинка угодила мужчине в живот и, без сомнения, не нанесла особого вреда. Но калечить его и не входило в намерения.
Перепуганный зритель от неожиданности вздрогнул. Он принялся расталкивать своих соседей, которые сами запаниковали, когда он врезался в них. Они толкнули его вперед – так как больше было некуда – и мужик потерял равновесие. Дико, бессмысленно взмахнув руками, он упал на арену.
Толпа вскрикнула от ужаса, а Рока размеренными шагами двинулся вперед. Он знал, что дверь за его спиной замысловатая – имеет несколько задвижек и требует ключа, поэтому стражники с той стороны не смогут открыть ее быстро.
Ни у кого из благоухающих, красиво разодетых зевак не было при себе оружия – во всяком случае никакого кроме, возможно, ножей, достаточно маленьких, чтобы их спрятать. Он сомневался, что этой публике хватит умения или инстинкта метнуть все, что они могли, и тем самым вмешаться.
«Лыбун» застонал и перевернулся на спину. Он держался за запястье так, будто сломал его при падении, а его лицо было в крови от удара о камни. Но он был очень даже жив.
Рока наклонился и приподнял его за шею одной рукой, позабавленный небольшим весом. Вероятно, этот парень тяжелее Законовещателя Бодиль, но ненамного. Рока полюбопытствовал, сумеет ли сокрушить его так же легко.
Надзиратели уже вошли с обнаженными мечами, но стояли по ту сторону арены. Возможно, в ожидании приказов, а может, из страха перед большим белым демоном. Это не имело значения.
Рока поднял голову и дождался взгляда вождя.
Он сдавливал, покуда плоть на шее Лыбуна не сморщилась – покуда более твердая структура внутри не смялась и не стала вдвое тоньше, чем ей полагалось. Он бросил бедолагу задыхаться на земле и занялся его могилой в своей Роще.
Толпа ахнула и завизжала. Многие в ужасе прикрыли рты, хотя кое-кто из мужчин все еще выглядел довольным.
Умирающий извивался и корчился на земле, из его рта сочилась кровь, пока он издавал последние, отчаянные сдавленные звуки. Рока ощутил внезапный гнев из-за реакции людей наверху.
Их заботило только то, что умерший человек был одним из них.
Но он не знал их языка, и в любом случае уже высказал свой довод королю. Он вытянул руки и опустился на колени, надеясь, что охранники не забьют его до смерти.
Они подбежали к нему и схватили за цепь. Что-то твердое ударило его в плечо, затем в бока. Рока почти не чувствовал ударов, а Букаяг смеялся.
– Я приму их, братец, не дрейфь.