Тард расспрашивал меня о нашем поместье. Кажется, не разводим ли мы лошадей. Что-то я отвечал.
И тут запели флейты. Хозяева приглашали всех в дом на церемонию.
Прежде чем Ник или этот тард успели понять, что происходит, я протянул Иде руку:
— Разрешите сопровождать вас к столу, госпожа?
Она отступила и пробормотала что-то на своем языке.
Впрочем, без перевода было понятно, что перспектива идти со мной под руку внушает ей неодолимый ужас. Дядюшка ее стал мрачнее тучи.
Тард принялся извиняться, говорил что-то о церетских обычаях. Ида залилась краской.
Я выдавил из себя:
— Конечно, о чем речь, разумеется.
И поспешно откланялся.
Даже не предполагал, что могу так обидеться.
На что обижаться, если рассуждать трезво? Какое право я имею? И тем не менее спутница была мне нужна позарез. Если я войду в дом один, то подпишусь под своим отлучением от Дома Дирмеда. Я быстро шел по аллее, выискивая дам, у которых еще не было кавалеров. «
Все девицы, однако, уже прекрасно знали, кто я такой и что у меня не все в порядке с головой, а потому спешили отвернуться и заняться разглядыванием какого-нибудь цветочка на клумбе. Глаз не отвела только одна. К ней я и направился, горя обидой.
— Добрый вечер, кузина.
— Добрый вечер, кузен, — ответила она удивленно. — Простите, мы виделись раньше?
— Нет, к моему величайшему сожалению.
— Тогда почему вы так уверены?
— В чем?
— Что я -ваша кузина.
— О, в каком-то колене — несомненно. Все аристократы родственники.
Она рассмеялась, и тут я наконец понял, почему она не отвернулась. На ее шее висел маленький серебряный кулон: фонарик со стеклами из дымчатых аметистов. Она надеялась, что этот знак отпугнет любого навязчивого кавалера.
Но у меня уже не оставалось времени.
— Я — Ивор, сын Аида. Вы разрешите сопровождать вас?
Она снова удивилась:
— Вы меня не узнали?
— Нет, ведь мы раньше не встречались.
— Я — Кайрен. Припоминаете?
— Простите, что? Я всего неделю назад приехал из поместья.
— И вам еще не успели рассказать всех новостей?
— Я почти ни с кем здесь не знаком.
Она засмеялась:
— Вы славный. Странный немного, но мне это, пожалуй, нравится. Пойдемте.
И подала мне руку.
— Кстати, кузина, — сказал я, — о чем мне разговаривать с вами по дороге и за столом, чтоб не попасть впросак?
— Только не о свадьбе, — ответила она поспешно. — Вы чем обычно занимаетесь? Я имею в виду, у себя в поместье. Лошади? Карты? Хозяйство?
— Хожу по лесу. — И, сообразив, что ответ звучит странно, добавил: — Охочусь.
— Вот и отлично! Будете мне рассказывать про ваш лес. А я обещаю внимательно слушать.
Впереди шли церет с женой и тард с Идой. Я заметил, что ни та ни другая пара не держалась за руки.
Свадебная церемония была проста до предела. Считается, что аристократы не нуждаются ни в чьем благословении. И если какие-то ритуалы еще выполняются, то лишь ради почтения к их древности. Словом, аристократы обращаются с богами как с выжившими из ума стариками и старушками: снисходительно потакают их мелким капризам и вежливо уклоняются от их советов в серьезных делах.
Отец невесты передал жениху белого голубя. Фергус, показывая, что согласен на брак, выпустил птицу в ночное небо. Потом он вдел в уши Алов опаловые серьги Дома Дирмеда, и все было закончено. Аристократы вернулись к своим разговорам и шуточкам, новобрачные накинулись на еду.
Боюсь, я оказался плохим кавалером. Весь ужин я бессовестно пожирал глазами Иду, а когда повернулся наконец к своей даме, ее уже след простыл.
Я твердо приказал себе не смотреть больше на церетку, а то она, бедняжка, не сможет проглотить ни кусочка. Приказ я выполнил, но настроение тут же испортилось.
Я сидел и распалял в себе злобу на аристократов. Мне вдруг сделалась омерзительна их манера играть свадьбы — будто сводили вместе двух породистых лошадей. А еще смеют называть крестьян грубыми и разнузданными. Посмотрели бы на себя сейчас. Каждый обязательно смерит новую пару похотливым взглядом. И никому в голову не придет, что в таком соединении заключена какая-то тайна, непостижимая для разума сила, заставляющая их на миг подняться от обычного человеческого скотства к всемогуществу. Что только это в нас и ценно, а не наши корабли, плантации и поместья.
Похоже, я здорово захмелел. За столом уже почти никого не осталось. Молодежь устроила танцы в большой гостиной, те, кто постарше, разложили карты. Я понял, что пора уносить ноги. Сейчас меня никто не заметит.
Я спустился в сад и услышал голоса. Внизу, у мраморного фонтана, изображавшего некое морское чудовище, стояли две женщины.
В одной из них я с удивлением узнал свою даму. Вторая — сухопарая девица не первой молодости — выговаривала ей визгливым голосом.
— И года не прошло, а ты уже снова веселишься тут! Всем подряд глазки строишь! Мало у тебя, видно, развлечений в Храме.
Кайрен ответила тихо, но внятно:
— Тейя, прошу тебя, нас могут услышать. Ради памяти Энгуса, не устраивай снова скандала.
— Ты еще имя его смеешь произносить, грязная ты…
И с размаху залепила моей даме звонкую пощечину.