Короли побежденных

— Ох, болтуны проклятые! — вздохнул отец. — Вот я недавно выписал из деревни одного мальчика, так милое дело — все время помалкивает.

Ответить я не успела. У меня все мгновенно вылетело из головы. По аллее поднималась женщина, встречаться с которой мне совсем не хотелось.

«Ну вот, — подумала я мрачно, — с веселым тебя праздничком, Кай! То-то радости сегодня будет!»

Отец тоже увидел кого-то на ближайшей аллейке.

— Ты прости, девочка, — сказал он, — я тебя ненадолго брошу. Нужно кое с кем поговорить. Увидимся за столом.

С ним всегда так: заботы о Доме вытесняют все прочее. Я его милостиво отпустила.

ИВОР

Нормальному человеку лучше обходить стороной места, где веселятся аристократы.

Вино стряхивает с человека шелуху, позволяя разглядеть ядро. Говорят, что пьяные тарды шумны и драчливы, словно дети. Асены же, выпив, становятся мудрыми, как змеи.

Очень скоро я почувствовал, что очутился в гадючнике. Из-за каждого дерева на меня глядели темные, непроницаемые глаза, да и шипения слышалось предостаточно.

Аристократы отдыхали. Обменивались тонкими язвительными намеками, смеялись над какими-то замысловатыми шутками, а я молча шатался от одной компании к другой и до смерти хотел домой.

По счастью, на меня налетел Ник, мой старший брат. Он тоже был здорово под хмельком, но это его не портило.

— Ах, глотка тардская! Ив! Ты что здесь делаешь?

— Хожу на задних лапках, — буркнул я мрачно.

— Серьезно, как тебя сюда занесло?

Я коротко рассказал о своих злоключениях.

— Вот морды тардские! — прокомментировал Ник. — Слушай, я могу что-то сделать?

— Да боюсь, что нет. Лучше не лезь.

— Нет, ну надо же! — сказал он обиженно. — Как тардские корабли топить на море, так пожалуйте, господин Никлас, а как тут, на земле, так не нашего ума дело, старшие решат.

— Зачем это ты корабли топишь? — поинтересовался я.

— Брось, они же сами напрашиваются. Как отойдешь от берега, они уже тут как тут. На острова пропустят, конечно, дождутся, когда с грузом домой пойдем. А там и ловят. Ну вот и деремся немного. Груз-то дорогой.

— Сарема? — спросил я.

— Она, кормилица.

Ник указал на горящие в светильниках желтые шары, и в глазах его засветилась нежность. Каждый шар испускал свой тонкий, дразнящий аромат. Плантации деревьев, с которых собирали душистую смолу, были одной из сокровищниц Дома Дирмеда.

— Тарды без нее жить не могут, — пояснил Ник. — Притирания делают, представляешь? Бабы мужиков приманивают на запах, мужики — баб.

И добавил несколько слов, выражающих его полное презрение к тардским мужчинам, не могущим обольстить женщину без помощи саремы.

— Все мы тут повязаны, — ответил я невпопад.

В самом деле, зачем асенам сарема? У них жертва всегда сама залезает в силок. Как я сейчас. Похожу здесь, погрущу и пойму, что с аристократами мне делать нечего. Проще отдать им все и исчезнуть.

— Кстати о тардах. Ты еще не видел их вблизи?

— Не удостоился.

— Пошли, познакомлю с одним. Я его привез в Аврувию полгода назад. Он получше других будет — забавный. Особенно если напоить.

— Пошли, — согласился я радостно.

Мне сейчас нужно было мощное противоядие от асенов.

***

Тард был в самом деле замечательный, хоть и трезвый. Видно было, что его не слишком беспокоят душевные смуты, но к тем, кого они беспокоят, он относится с сочувствием.

Он очень вежливо восхищался нашим праздником.

Как его зовут, я уже не услышал. Потому что взглянул на его спутников и понял, что противоядие может оказаться страшнее самого яда.

Нет, конечно, ни облаченный в черные одежды господин, ни его почтенная супруга не привлекли моего внимания. Нет, конечно, не они…

(Почему так часто говорят о красоте асенских женщин? Потому лишь, что они знают тысячу и один способ привлечь к себе глаза мужчин? Или оттого, что они крепко вбили это мужчинам в головы? Но все знают, что асенки прекрасны, тардки лихие бабенки, а на цереток и смотреть нечего.)

Она была красива как… Как облако, которое сейчас унесет ветер. Как птица, вспорхнувшая с ветки. Как дерево в каплях дождя, на миг вспыхнувшее под солнечными лучами.

Я непонятно говорю?

Она была одета в безобразное серое платье, и я в первый раз в жизни пожалел, что вижу сквозь время, а не сквозь ткань. Какие-то кошмарные кружева скрывали ее шейку до самого подбородка. Она поджимала губы, как старуха. Она не знала, куда деть руки. И все же я в жизни не видел девушки прекраснее. Ее красота была чем-то случайным, ненужным, почти нелепым. А поскольку я все последние дни также чувствовал себя нелепым и случайным, она сразу же стала мне несказанно дорога.

— Ида, — сказал суровый церет, — моя племянница. Он плохо говорил по-асенски, и вместо «найхе» — племянница сказал «найксе» — русалка. «Ида, моя русалка».

Я что-то ответил. О том, как я рад знакомству.

У нее были густые русые с золотинкой волосы, к концам они светлели. Наверное, если распустить их, они чуть-чуть вьются. Кончики пальцев закололо — до того захотелось дотронуться. И серые глаза. Такие, что цвет не разобрать, пока не подойдешь ближе. Близко-близко.

Первая моя мысль была: «До чего же не вовремя!» Потому что я знал: это всерьез и надолго.