Читаем Короли побежденных полностью

Короли побежденных

Летом я любил сидеть здесь, на камнях, и исподтишка наблюдать за жизнью людей, ушедших с этой земли два века назад. Я знал в лицо и по именам несколько поколений хозяев этой фермы, знал их неторопливое, повторяющееся из года в год зачарованное житье. Когда пришли асены, цереты не удивились и не испугались, а покорно приняли свою новую судьбу. Те, кто помоложе, почти не сопротивляясь, ушли прочь, а старшие, те, кто корнями врос в эту землю, просто умерли, освободив место для новых хозяев.

И все же они умели быть счастливыми. Я завидовал их спокойствию, их согласию с жизнью. Я все же ощущал себя асеном, и жизнь для меня всегда оставалась непредсказуемым и опасным зверем, который отступит лишь перед тем, кто равен ему в хитрости.

***

За развалинами фермы на излучине реки лежало сердце моего царства — Дубовый Сад. Дюжина старых дубов, посаженных еще при первых асенах, с огромными дуплами, обломанными ветром, спиленными ветвями, шрамами от молний на коре. Они всегда казались мне сборищем лесных духов. В складках серой коры я видел лица, узловатые, скрюченные ветви не раз качали меня. Прошлогодние листья темными коронами лежали на их головах.

Я подтянулся и с удобством устроился на широкой отлогой ветке. Когда мне было лет десять, я впервые объездил этого скакуна. Но и теперь, десять лет спустя, он выдерживал меня с той же легкостью.

С воды поднялась пара пятнистых черно-белых чирков и, свистя крыльями, пролетела над моей головой. Я тоже свистнул им вослед: «Шир! Шир!» — изображая полет стрел.

Теперь наконец я мог позволить себе вспомнить Иду. Я заставил ее появиться передо мной из рассветного тумана, с той же рассеянной улыбкой и погруженным в себя взглядом, какие я видел у старых изображений асенских богов, вписал ее в раму из бегущей воды и неподвижных деревьев, немного поспешно (чтобы не давать воли скверным мыслям) одел в перламутрово-голубое, ниспадающее широкими складками платье, распустил по плечам ее волосы и перетянул их тонкой серебряной лентой.

Теперь и в мое сердце пробралось спокойствие. Я словно потерял себя, соединился с деревом, с рассветом, с птичьими голосами и стал лишь частью пьедестала для Иды, Царицы Весны.

***

Я не умею видеть будущее, но много знаю о том, какой будет моя жизнь. В силу своего происхождения я однозначно и бесповоротно выпадаю из асенской системы браков, а это значит, что мне светит благосклонность лишь женщин определенного пошиба.

Я могу плясать и веселиться на деревенских посиделках — девицы и их кавалеры знают, что с моей стороны им бояться нечего. Если мне потребуется большее, в моем распоряжении все веселые кварталы Аврувии. Может быть, когда-нибудь надо мной сжалится легкомысленная служаночка из нашего дома и несколько лет, пока ей не надоест, мы будем разыгрывать некое подобие семейной жизни. Но я сам прослежу, чтобы она не оказалась в положении. Детей у меня быть не должно. Я сам не знаю, что может от меня родиться.

Однако я вовсе не собирался отказывать себе в удовольствии однажды в жизни полюбить не только телом, но и душой. И когда Ида запала мне в сердце, я обрадовался. Она чужая в Аврувии, она не говорит по-асенски, ее бдительно охраняют дядя с теткой и этот тард, а потому мне нетрудно будет держаться от нее подальше.

Я скорее своими руками отдал бы дом на разграбление, чем хоть на мгновение вырвал бы ее из привычного ей мира. Никто не может помешать мне видеть ее призрак и говорить с ним, но живая девушка ничего не должна обо мне знать. Я не лучший подарок.

Все это были грустные мысли и грустные решения, но сейчас никакая боль не могла меня достать. Деревья, мои братья, отвели бы любое несчастье. В лучшие мои минуты я рад, что я такой, каким родился. И только одно меня печалит — мне не с кем разделить любовь этой земли, деревьев, реки, всего мира.

Так я сидел, грелся на солнышке и думал об Иде, пока глаза не стали слипаться. Однако идти домой через главный вход означало сейчас неизбежную встречу со слугами. Они, конечно, захотят узнать, чего я добился в городе, а мне пока нечем их порадовать.

Поэтому я тайком пробрался через галерею в северное крыло, где у меня на такой случай были припасены тюфяк и одеяло. Я стянул сапоги, подложил под голову плащ, все еще хранивший запах Кайрен (точно — кошка!), и отправился наконец в страну сновидений.

Когда я уже закрыл глаза, пришла матушка, поправила одеяло, пригладила мои волосы, шепнула: «Все будет хорошо, голова бедовая!» — и ушла, прошуршав юбками.

Во сне я видел, как она и Ида собирают яблоки в нашем саду.