Рока ждал и улавливал реакцию людей в комнате. Их замешательство. Он дернул жрицу за волосы, одновременно сильнее прижимая лезвие к ее коже.
– Не искушай Носса
– Я клянусь, – мгновенно сказал здоровяк. – Я возьму на себя долг и помогу ей, или предстану пред Нанот.
Кунла промолчала, поэтому Рока скривил свое безобразное лицо в ухмылке. Теперь неважно, как далеко он зайдет, жизнь его уже кончена.
Он провел ножом по ее шее, по груди и скользнул вниз, к ткани между ее ног, качнув лезвием.
– Я сделаю этот нож твоим любовником, – прошептал он, – как Имлер предавался любви с Зисой на вершине горы всего сущего, и наши имена войдут в книгу. – При этих финальных словах он улыбнулся, подумав:
Жрица уставилась в потолок и произнесла, на сей раз безучастно:
– Твоя мать не ведьма. Не шлюха.
Присутствующие, казалось, дружно задышали. Рока отпустил ее и попятился, уронив нож на пол как ни в чем не бывало, и стал ждать смерти.
Слуги вождя схватили Року и держали неподвижно. Как только жрица опомнилась, она схватила нож в порыве убить мятежника, но Каро ее остановил.
– Он еще мальчик, – сказал тот. – Нарушено достаточно законов.
Она обвинила мужчину в том, что он впустил Року и поставил жизни под угрозу. Ее лицо с безумным взглядом раскраснелось.
–
Лицо вождя ничего не выражало, словно в мыслях он был где-то далеко.
Она подошла ближе, наклонившись к нему так же, как Рока до того к ней:
– И я могу забрать твою семью, Каро, твою хорошенькую Бету. Она вольна выбрать другого мужа, когда ей угодно. Когда угодно Гальдрийскому Ордену. Когда угодно
Казалось, он съежился от ее слов, как когда-то раздулся от слов Бэйлы.
– Я дал клятву, я исполню ее. Мы запрем этого мальца за его выкрутас. А что потом, решай сама.
Кунла не удостоила его вниманием. Она посмотрела на Року взглядом, который гласил: «Ты мой, и ты будешь страдать», затем вышла из комнаты, по пути завернувшись в несколько слоев звериных шкур.
Все мужчины выдохнули, а некоторые заняли свои места; лица их были бледны, а глаза устремлены куда угодно, только не на вождя. Каро выглядел осунувшимся, опустошенным, словно только что постарел на десять лет. Он избегал смотреть на Року.
– Ты должен был заставить жрицу поклясться, – мягко сказал он.
Рока взглянул на него, и хотя был всего лишь мальчуганом, который к тому же скоро умрет, он почувствовал жалость.
– Нет, Каро. Она бы солгала.
Вождь поднял голову, но только на мгновение.
– Отведите его в колодки. Я проведаю его мать.
После нескольких минут в «колодках» Рока сделал вывод, что его отправили сюда замерзнуть до смерти. Наверно, вождь решил, так будет лучше.
Это была маленькая лачуга без окон, из тонкого дерева, заполненная иссиня-черным холодом, который высасывал тепло до самого земляного пола и обволакивал ее. С деревянных брусьев свисали большие металлические кольца, и пропущенные через них веревки были обмотаны вокруг конечностей Роки. Он лежал связанный во мраке, не имея ничего, кроме одежды на теле, воя ветра и своей дрожи.
Дважды он смотрел на веревку и думал, что вполне мог бы ее перегрызть и сбежать.
Но не был уверен, есть ли в этом смысл. Он верил, что вождь Каро пойдет к его матери и сделает, что сможет, и погасит ее долг. Вдали от сына с его проклятием и бремени его воспитания она обязательно выздоровеет и в конце концов смирится. Какая еще у него есть причина бежать?
Он подумал о том, что вытворил и что наговорил в зале собраний. Почему-то это казалось на него непохоже. Воспоминания ощущались как сон или один из рассказов книги, просто разыгранный им – и хотя он думал, что должен испытывать стыд, или ужас, или боязнь, он чувствовал лишь онемение.
Из слов жрицы он теперь понимал: его мать с отцом сделали что-то не так. Возможно, она выбрала Бранда без благословения своей семьи или Ордена. В том, что Рока все свое детство был одинок, виноват не только он. Впрочем, это не играло никакой роли. Бэйла никому не вредила и всегда помогала городским и фермерам, относясь к ним по-доброму, кроме тех случаев, когда они угрожали ее сыну. Бранд не дрался в поединках и жил мирной жизнью – по крайней мере, насколько знал Рока.