Обеденный зал жужжал, как пчелиный рой, – гул множества разговоров, который обычно Кейл находил утомительным, но сейчас тянул его вперед. Тяжело дыша, он прислонился к холодному камню внешней стены и высунул голову наружу, чтобы увидеть Лани. Она смотрела в его сторону, без умолку болтая с тетей Кикай: осанка прямая, платье… обтягивающее, внешность – само совершенство, кроме нескольких непослушных прядей волос, которые она то и дело смахивала с лица.
Он выждал, пока она не заметила его. Удивленно моргнув, она поглядела на Кикай, похоже, не обратившую внимания, затем выгнула бровь, как бы спросив: «Ты что делаешь?»
Кейл поманил рукой и спрятался обратно за стену, постукивая ногой и отталкиваясь от камня, борясь с желанием выглянуть снова. К тому времени, как послышались шаги, он вовсю лыбился как идиот, затем она cвернула за угол и скрылась из виду зала. Повернув голову в сторону, она проверила, не смотрит ли кто, затем повернулась к Кейлу и сказала:
– Что происхо…
Одной ладонью он обхватил ее лицо, а другой рукой обнял ее, прижимая спиной к стене. Он остановился в дюйме от ее губ, желая, чтобы она удивилась, но догадалась.
– Я скучал по тебе, – сказал он и встал вплотную, когда ее губы приоткрылись. Она не сопротивлялась и на вкус была как вино, которое пила этим вечером; ее сладкий аромат глубоко проник ему в разум, как воспоминание о юности.
– Я тоже по тебе скучала, – сказала она, когда он дал ей минутку отдышаться, а затем снова к ней прижался.
Это напоминало погружение в теплую ванну; ее кожа скользила о его собственную, такая же гладкая, как и тонкое платье. Он поднял ее, чтобы усадить на каменный выступ стены, затем протиснулся меж ее ног и развел их в стороны своими руками. Она ахнула, и он увидел ее выпуклые соски сквозь тонкую завесу шелка. Он поцеловал ее шею, скользя ладонями вверх по бедрам, остро сознавая, что теперь ее платье задралось. Он отодвинулся достаточно, чтобы просунуть одну руку внутрь.
– Не здесь, – сказала, тяжело дыша, Лани; ее груди поднимались и опускались с каждым вдохом.
Его мысли заметались в поисках уединенного места.
– Идем со мной. – Он помог ей спрыгнуть с выступа и протянул руку, но Лани не приняла ее. – Я просто хочу поговорить, – пообещал он, и она приподняла бровь с безошибочно недоверчивым видом. – Ну ладно,
Она взяла паузу, но также взяла его руку.
Он вывел ее в залитый лунным светом двор, к мягкой траве и рядам статуй в человеческий рост: изваяний богов, Просветленного или предков-Алаку, расставленных между безупречными рядами цветов, за которыми ухаживали дворцовые садовники.
Кейл осмотрелся и не увидел слуг, только сотню зеленых навесов из кустов и теней, чтобы спрятаться от любопытных глаз. Он завел ее за статую дородного улыбающегося короля – возможно, своего прапрадеда, – все еще держа ее руку, когда они остановились. Он повернулся к ней лицом, и она застенчиво опустила глаза. Он взял ее за подбородок и приподнял его, удерживая так, пока она не встретилась с ним взглядом.
– Я помирился с моим отцом. Возможно, даже снискал его расположение.
Ее улыбка была доброй, вежливой, как будто Лани в самом деле не верила, но хотела угодить ему. Каким-то образом, однако, он мог видеть скрытый в улыбке азарт.
– Завтра он хочет обсудить мое будущее, как мужчина с мужчиной. И… – Кейл осознал грандиозность того, что собирался сказать, – и я хочу, чтобы оно включало тебя. Потому что… я люблю тебя. Думаю, я люблю тебя уже давно. Я хочу жениться на тебе.
Она смотрела на него своими чужестранными зелеными очами; намек на возбуждение, увиденный им раньше, промелькнул на ее лице. Затем она обняла его за плечи и сжала его шею, и он прижал ее голову к своей груди.
– Я… думаю, что люблю тебя тоже, – прошептала она.
Он отстранил ее достаточно, чтобы наклониться и поцеловать: без неловкости, без сопротивления, как будто они давние любовники, а не юные девственники. Ее губы прильнули к его губам, омывая их, как теплые волны, и он задался вопросом:
Затем он повалил ее на землю, ее длинные волосы разметались по траве, а платье задралось настолько, что едва прикрывало какую-либо часть ее стройных ног. Он боролся с тюрьмой своего мундира: плотная ткань удерживала выпуклость между его ног, мешая ему ощутить каждую частичку девичьей кожи. Он откинулся назад и дернул за застежки рубахи, сбрасывая ее, – затем, наклонившись снова, опустил руку между ног Лани, скользя предплечьем так близко к поверхности бедер, как только посмел. Его взгляд остановился на тонком красном белье, виднеющемся из-под платья, на изящных завязках по обе стороны бедер.