Короли Жути

– По слухам, мой отец заявил то же самое. Мать понесла, когда он был в Фантре. Потом он вернулся домой, на север, обнаружил, что жена в тягости, и едва ее не убил. И меня тоже. Я родилась ночью, и он выбросил меня, новорожденную, за дверь, в снег, как приношение Морозной Матери.

– Но ты выжила, – сказал Клэй.

– Выжила, – подтвердила она. – Я завернулась в крылья и не окоченела, так что наутро он нашел меня целой и невредимой, только очень голодной. После этого отец меня не трогал – видно, решил, что боги мне благоволят.

«Да что это такое с отцами? – подумал Клэй. – Отчего им так хочется испытывать своих детей на прочность? Почему сыновья и дочери должны доказывать, что заслужили отцовскую любовь? А вот материнская любовь безоговорочна и ничего не требует взамен».

– Когда я подросла, – продолжила Саббата, – оказалось, что соседские дети меня боятся. Меня считали чудовищем, дразнили гарпией. – Улыбка превратилась в зловещий оскал. – Только мне было все равно. Я устроила себе гнездо в пещере на высокой горе и уходила туда всякий раз, когда мне хотелось побыть одной. А потом, когда мои сверстники поняли, что словами меня не пронять, то перешли к кулакам и камням, а против этого боги и перья – плохая защита.

Клэй не знал, сочувствует ли он ей по-настоящему или из-за чар, но в ходе разговора наконец-то сообразил, что дива не собирается ни на кого нападать.

– Про это и был твой сон? – спросил он. – Как дети тебя мучают?

Дива еле заметно помотала головой:

– Нет. Мне снилось, что я их убиваю. Выслеживаю одного за другим и убиваю.

Злорадства в ее голосе не было – ну, Клэю так показалось, – но, очевидно, она не испытывала и особого отвращения из-за того, что зелье Таяно выявило в ней склонность к жестокости. Она говорила медленно и размеренно, будто в полудреме рассказывала, что ей привиделось.

– Первым был Барис, сын деревенского старейшины. Он приставил мне к горлу нож, а сам начал меня лапать и тискать, явно не собираясь на этом останавливаться. Я отняла у него нож и заколола насмерть.

Клэй поерзал, устраиваясь поудобнее. Бодяга избавила его от ноющей боли в спине, но выслушивать откровения дивы было неловко даже на мягком моховом лежаке.

– Ну, видно, Барис свое заслужил.

Саббата мельком взглянула на него:

– Конечно же заслужил. И Сакра тоже заслужила. Она меня столкнула с лестницы, поэтому я столкнула ее с утеса. А после Сакры пришел черед Кристофа. Он всегда избивал меня до полусмерти. Я его поймала, привязала к дереву и забрасывала камнями до тех пор, пока он не испустил дух.

Над головой дивы угасло голубоватое сияние очередного гриба, и теперь лицо Саббаты освещали только багровые отсветы догорающих углей.

– А Михса при любом удобном случае меня колола и царапала. Она мелкая была, младше меня и слабее, так они всем скопом навалятся, а она давай шпынять. Однажды грозилась выколоть мне глаза гвоздями. Ну, я ее и… – Саббата умолкла, то ли от стыда, то ли не желая подробно рассказывать о своей мести. – Она так плакала… умоляла ее помиловать. Не знаю почему, но я ее все-таки отпустила. Даже не стала брать с нее слова, что она никому не расскажет, кто над ней измывался. Наверное, хотела, чтобы все узнали, на что я способна.

Клэй примерно представлял себе, чем все кончилось, и задумался, был ли это просто сон, или все-таки Саббате, как и ему самому, одурманенному зельем, явились обрывочные воспоминания о прошлом.

Дива проморгалась, облизнула губы, и у Клэя перехватило дух.

– Я переночевала в гнезде, а наутро вернулась в деревню и увидела, что наш дом сожгли, а родителей убили. Отцу отрубили голову, тело бросили во дворе собакам на растерзание. Мать подвесили за ноги и забили камнями до смерти.

– А тебя не тронули, – задумчиво произнес Клэй.

– Не тронули. Не помню почему. И что потом произошло, тоже не помню. Все будто затянуто какой-то пеленой, дымкой или туманом, ничего не разглядеть.

Угас последний грибной фонарь, темноту освещали лишь тусклые угольки. Где-то в чаще дико взвыл какой-то зверь – по звуку было не понять, хищник или добыча, но кровь все равно стыла в жилах.

– Может, оно и к лучшему, что я не помню прошлого, – сказала дива.

В темноте голос ее звучал душевно, как родной.

– Это почему? – спросил Клэй.

– Потому что вряд ли я была хорошим человеком. После того, что случилось с родными… после того, как я обошлась со своими мучителями… Кем еще после этого можно стать, если не чудовищем?

«Вот именно – кем…»

Клэй и сам не понаслышке знал, как непросто расстаться с прошлым. Ему вспомнилось, как на него смотрел Раф Халдей, ужаленный змеей.

«Я тебя дождусь, Купер, – пообещал старый наемник. – И всех остальных тоже».

Что ж, призраку Рафа долго придется ждать отмщения – он попал в самый конец очереди, где немало и других желающих. Но сейчас Клэй представил себе, как после смерти Саббату встречает орава призраков, жаждущих мести, и первыми к ней бросаются трое детей, зловеще сверкая пустыми глазницами.

– Ну, по-моему, ты хорошая, – помолчав, сказал он.

Живокость дернула поломанным крылом – Клэй сообразил, что жест этот равноценен пожатию плечами.