Вслед за жареными курами из шляпы появились буханки хлеба, початки кукурузы, спелые помидоры и пироги с фруктовой начинкой, покрытые сладкой глазурью.
Матрик, набрав снедь в охапку, сказал Клэю:
– Да, это гораздо лучше рога, который плюется пчелами.
Клэй пожал плечами: мол, тут и говорить нечего.
Глава 26
Неприметный ревенант
Друзья уже покидали особняк (Ганелону пришлось пинками гнать упирающегося Келлорека к выходу), когда в дверях спальни возникла Валерия и негромко окликнула Гэбриеля. Тот задергался, будто рыба на крючке, и обернулся. Уверенность, вернувшаяся к Гэбу вместе с Веленкором, исчезла без следа, и Клэй увидел, как друг снова превращается в трусливого, забитого пса, который, поджав хвост, бежит на зов хозяина.
– Валерия, – хрипло произнес Гэбриель.
Она робко шагнула ему навстречу – бледная, изможденная, с темными кругами под глазами, встрепанная, в белой ночнушке, будто только что проснулась. На обнаженных руках алели воспаленные шрамы.
– Прости, я… я лечусь от пагубного пристрастия… много сплю, – пролепетала она, недоуменно оглядывая опустевший дом. – Что происходит? Ты зачем пришел?
Гэбриель молча накрыл ладонью богато изукрашенную рукоять Веленкора.
Валерия укоризненно поглядела на него и с горечью произнесла:
– Хм, понятно. Знаешь, Келл всегда говорил, что, если тебе придется делать выбор между мной и мечом, ты выберешь Веленкор. Наверное, он был прав.
«А то», – подумал Клэй, но благоразумно смолчал.
Гэбриель ничего не ответил, да Валерия и не ждала ответа. Она обвела всех усталыми глазами, чуть задержала взор на Ганелоне и лишь потом посмотрела на Клэя:
– Вы уже приходили… Я помню… – Внезапно лицо Валерии исказилось от предчувствия беды, взгляд потемнел. – Ох, так ведь Роза… Что с ней…
– Она жива. В Кастии, – сказал Гэбриель и, будто притянутый за крючок, впившийся в самое сердце, сделал шаг к Валерии.
– Кастия, – безучастно произнесла она, а потом с ужасом повторила: – Кастия…
Гэбриель невольно сделал еще шаг ей навстречу.
– Я отыщу ее, – пообещал он. – Отыщу. И приведу домой.
Келлорек издевательски хмыкнул. Ганелон наотмашь хлестнул его новообретенной латной рукавицей, а Валерия злобно сверкнула глазами, готовая не то заорать, не то разрыдаться.
– Хорошо, – наконец выдавила она, заламывая руки. – Приведи ее домой. Умоляю, Гэбриель, приведи нашу малютку домой.
Дрожащими пальцами она коснулась щеки Гэбриеля. Он вздрогнул, будто его обожгли каленым железом, но не отшатнулся.
Клэй не мог даже вообразить такого разлада между ним самим и Джинни. Некогда Гэб и Валерия были неразлучны и несказанно счастливы – не только влюбленные, но и самые лучшие друзья. А сейчас они казались чужими, совершенно посторонними людьми, которые, как кошка с собакой, не знают, как себя держать друг с другом.
– Нам пора, – сказал Гэбриель. – Келла мы возьмем с собой, чтобы он нам здесь не пакостил. Отпустим через день-другой, как дойдем до южной окраины Жути.
Валерия недоуменно посмотрела на него:
– До окраины Жути? Вы что, собрались в Кастию пешком? У нас же есть летучий корабль…
– Ах ты, сука! – завопил Келлорек. – Заткни свой поганый рот!
Матрик отвесил ему такую оплеуху, что посредник отлетел на пару шагов и растянулся на полу.
– Сам заткни свой поганый рот! – сказал Матрик и добавил: – Сука.
Гэбриель, взяв бывшую жену за руку, спросил:
– Валерия, какой еще летучий корабль?
– Его нашли в подземелье, когда перестраивали особняк, – объяснила она. – На южном склоне есть ручей. И пещера. Там корабль и стоит. Вот на нем и полетите.
– Вот на нем и полетим, – повторил Гэбриель и засиял от радости, как пергамент, озаренный пламенем свечи.
Они отыскали ручей, вытекавший из пещеры. У входа переминались охранники, но приятели быстро освободили их от тяжкой необходимости нести службу, временно лишив сознания. В просторной пещере действительно стоял огромный корабль, служивший не столько средством передвижения, сколько борделем.
Размерами он почти не уступал галеону султаны, который Клэй видел в Линдмуре и в Пятипрестолье; три косых ребристых паруса защищали от солнца и дождя деревянную палубу, покрытую темным лаком, на перилах ограждения серебристо переливались пластинки лунного камня. Под бушпритом простирала к небу руки сирена из чистого золота; обнаженная грудь сверкала в закатных лучах солнца.
На носу корабля замысловатой вязью было выведено «Срамной престол».
Корабельный камбуз не уступал дворцовой кухне, обеденная зала, равно как и несколько умывален, блистала чрезмерной роскошью, а опочивальни – целых восемь – были обставлены с кричащей пышностью, которая удовлетворила бы даже самую избалованную и капризную принцессу.