Корона

— Летите, — ответил президент. — Это, наверно, очень красиво — солнце… Конечно, летите. Только не суйтесь в пояс аномалий.

Боги, подумала Окойе. Боги. Немо ещё не старый — и совсем седой… Она прослушала конец разговора и встряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Джонни далеко до отца, зато он здесь, рядом… Интересно, а президент вообще знает, чем опасны аномалии, или просто повторяет фразу, услышанную от вавилонян?.. Гораздо легче было думать о нём в таком ключе, чем признаться себе, что живёшь в одно время с человеком масштаба Вашингтона, Ленина, Спартака… Окойе почувствовала вину перед Джонни за то, что плохо думала о его отце. Вавилонские учёные не видели от патрианского президента ничего, кроме добра, и она сама не понимала, что заставляет её мысленно его принижать. Тот факт, что Немо семь лет был диктатором, прежде чем провести выборы и стать президентом?

— …конечно, сэр, — говорил Тета. — «Рума» не предназначена для прыжков в аномалии и длительных полётов в хромосфере…

Тета не видел ничего странного в том, что человек, который ещё семнадцать лет назад не умел пользоваться телефоном, со знанием дела говорит об аномалиях. Джон Конгрэйв был своего рода технический гений, опровергающий расхожую убеждённость в том, что сидай и мишлинги не разбираются в технике. Патрианские мишлинги в ней, во всяком случае, разбирались. В принципах работы машин Немо ориентировался куда лучше, чем в политике. Президент Патрии был обязан властью — и жизнью — военной интервенции Вавилона.

* * *

— Мы будем разгоняться полчаса, — сообщил Тета, — а потом прыгнем к поясу аномалий.

— А мы заметим прыжок? — Джонни следил за экранами, на которых висела, круглая и мерцающая во тьме, его родная планета.

— Вы — нет. Я замечу, потому что я андроид.

— Тогда я тоже замечу, — заявил Джонни, развалясь в кресле. Окойе просто не могла не любоваться этим нахалом и не улыбаться в ответ на его внимание. Джонни подмигнул ей, и Окойе пришло в голову, что он хорохорится специально для неё, но тут Тета переключил часть экранов, и юноша прикипел взглядом к белому диску своего солнца. «Рума» снялась с патрианской орбиты и начала разгон.

Это был очень старый корабль сравнительно небольшой мощности, ещё довавилонских времён. «Рума» напоминала большую шишку с зеркальным покрытием. Шишка в основном кружила у солнца. Её построили на закате эпохи городов-государств. Первая капиталистическая эра кончилась со взрывом первой ядерной бомбы в войне 2066 года. Вместе с эрой накрылся её основной производственный принцип — растрата ограниченных ресурсов так, как будто бы они не ограничены. Во времена могущества земных сверхгородов всё, от носков до космических кораблей, делалось с расчётом на очень долгую службу. Старенькая «Рума» была по всем статьям здорова и крепка, однако медленна и маломощна. Новые корабли шли главным образом в торговлю, на фронт или на изучение военно и экономически перспективных явлений. Старинность корабля стала одной из причин последующих событий.

— Она растёт, — сказал Джонни, глядя на Нову.

— Мы слишком медленно движемся для того, чтобы человеческий глаз мог пасть жертвой этой иллюзии, — сказал Тета.

— Растёт, — возразил юноша. — Солнце похоже на…

— Желток, — саркастически предложил Кит. — Люблю глазунью.

Джонни покачал головой.

— Золотой шар, — не сдавался Кит. — Из тех, которые для понта носит Джим. Джим любит понтоваться.

— Солнце похоже на рану, — сказал Джонни, — из которой течёт свет.

Не отрываясь от экрана, он как бы случайно передвинул своё кресло поближе к Окойе. Кит равнодушно пожал плечами и сдался, спрятал глаза. Обычный человек после этого погрузился бы в молчание, и Тета был удивлён, услышав явно обращённый к нему вопрос.

— Как Вы думаете, Тета, Вавилон принёс Патрии благо или же зло?

— Благо, — осторожно сказал Тета. Он видел, что начинается нечто новое, и не хотел спугнуть собеседника, который представлял для него интерес.

— И в чём оно заключается, это благо?

— С моей точки зрения, сотрудничество и торговля лучше войны, всеобщие гражданские права лучше сословного неравенства и рабства, а здоровье и длительная юность гораздо лучше болезней, старости и смерти.

— Скажете ли Вы также, что тирания лучше республики?

О как, отметил Тета.

— Вы думаете, что здесь уместно говорить о тирании?

— Как же ещё назвать шестнадцать лет единоличной диктатуры?

— Насколько мне известно, диктатура — традиционная антикризисная мера на Патрии, — сказал Тета. — Не говоря о том, что Ваш отец уже восемь лет как законно избранный президент.

Он хотел дать Киту понять, что знает о его родине довольно много, и водить его за нос будет затруднительно, но не знал, как сделать это, не нарушив такта.

— Да, — сказал Кит, — это традиционная мера. Если диктатор назначен легальным путём.

— Насколько мне известно, предыдущий диктатор, генерал Дансени, назначил себя сам. Это не помешало элите Вашей страны считать его власть законной.

— Вы ошибаетесь, Тета. Полномочия Дансени были подтверждены сенатом.