Митт погрузил руку в воду. Потом вынул, намылил палец, подергал кольцо, вздохнул и все повторил. А потом еще четыре раза.
– Все кончится тем, что я нагрею эту воду до кипения, – проворчал он.
Когда он опустил руку в воду в шестой раз, появился заспанный Хестеван. Он раздирал пальцами всклокоченную бороду и хотел выяснить, из-за чего возник переполох. К тому времени Маевен стало совершенно ясно, что ей не удастся сохранить похищение кольца в секрете, как она намеревалась. Ее спутники не могли бы больше узнать о происшедшем, даже если бы она залезла на близлежащий холм и прокричала оттуда все это. Когда Митт в седьмой раз вынул руку из ведра, Венд устало проговорил:
– Знаешь что, дай-ка я попробую.
Он ухватил костлявое запястье Митта одной рукой, а другой взялся за кольцо. И потянул.
– Ай! – воскликнул Митт. – Хоть руку-то мне оставь!
Но перстень уже соскользнул. Все молча смотрели, как Венд поднес его к фонарю, – ярко блеснула красная каменная печатка, – а затем передал Маевен.
Девочка почувствовала, как на ее лице, усыпанном невидимыми в темноте – она очень на это надеялась – веснушками, выступили капли пота.
– Это кольцо Адона, – сказала она, решив чистосердечно во всем признаться, – которое Митт любезно… э-э-э… раздобыл для меня. Я намереваюсь собрать все дары Адона. Завтра мы отправимся в Гардейл.
– Как удачно, – прошептал Навис, обращаясь к Митту.
Но тот сосал больной палец и, не отрывая глаз, смотрел на Маевен. Они все уставились на нее.
Мнимая Норет поняла, что у нет ни малейшего шанса как-то отвлечь их внимание. Ей предстояло надеть это кольцо, сделать это немедленно, при свете фонаря, а оно ну никак не могло ей подойти. Оно было просто огромным. Пальцы Митта казались длинными и тонкими, но на самом деле каждый из них вдвое толще ее пальца. Если папа не ошибался, мама должна иметь какие-то родственные связи с Амилом Великим. Но даже если это и правда, Маевен очень опасалась, что капелька королевской крови уж слишком разбавлена за все эти столетия. Она глубоко вздохнула, набралась смелости и насадила широкий золотой перстень на большой палец правой руки – единственный, с которого кольцо не свалилось бы в первый же момент. И оно подошло. Все облегченно вздохнули.
– Я позабочусь о твоей мерзкой кляче, – сказал Навис Митту. – А ты должен хоть немного поспать.
10
Хотя они двигались напрямик через горы, для того, чтобы попасть в Гардейл, все же потребовалось несколько дней. За это время всех, кроме Митта, начало тошнить от маринованных вишен. А Митта тошнило от самого себя. Графиня настолько выбился из сил, что сделался покорным, так что парень неспешно трусил в хвосте отряда, скользя отсутствующим взглядом по окрестным пейзажам. Он видел облака, сползавшие вниз по склонам, ручьи, опоясывавшие, подобно серым шарфам, остроконечные черные горные пики, за которыми вырастали другие горы. Он смотрел, как низвергались водопады, а ниже проблескивали нагие громады утесов, угадывался тощий мох, сухой кустарник… Нетрудно было заметить, что зеленая дорога плавно взбирается все выше и выше, проводя путников через самую высокогорную центральную часть Севера.
Юноша согласен был признать, что все это очень красиво и величественно, хотя лично его горный ландшафт ничуть не привлекал. Горы раздражали своей резкостью, в отличие от морского горизонта. А еще пугало их безлюдье. Во время одной из остановок Навис отметил, что на всем пути им не попалось ни единой живой души.
– Насколько я понимаю, все сидят дома и празднуют Вершину лета, – предположил он. – Поэтому мы не могли бы найти лучшего времени, чтобы путешествовать втайне.
– Хорошо, – глупо брякнул в ответ Митт: он не мог думать ни о чем другом, кроме обещания, данного Алку.
Всю дорогу его мысли против воли возвращались к тем словам. Это сильно тревожило его. Казалось бы, как легко спрятаться от ответственности: мол, я слово дал. Болван! Достаточно сказать себе, что не будешь совершать неверных поступков, и очень скоро ты не станешь делать вообще ничего. А это означает крах всех планов. Обещание давило на него так же крепко, как то злосчастное кольцо на палец. И это пугало. Куда ни кинь, всюду клин. Его положение, похоже, стало еще хуже, чем после разговора с Керилом и графиней.
Маевен то и дело потирала печатку красного камня. Это уже вошло у нее в привычку. Голос велел ей добыть это кольцо, и она его добыла. Но почему-то это достижение заставило ее тревожиться еще сильнее, чем прежде. Она испытывала то же самое щемящее ощущение, как еще недавно при случайных встречах с Вендом. Девочка безотчетно старалась никогда не удаляться от своих спутников настолько, чтобы они не могли ее слышать. Маевен подозревала, что стоит ей оказаться в одиночестве, как она вновь услышит голос, а эта мысль путалась с чрезвычайно противным подозрением: голос – порождение ее собственного разума, с которым, возможно, что-то произошло, когда ее зашвырнуло на двести лет назад. Даже предположить, что твое воображение играет с тобой дурные штуки, было унизительно.