Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи

Рар'a недовольно зыркает на меня и жестом отпускает Максима и Рукавишникова. Те отходят в сторону и, видимо, сразу возвращаются к прерванной беседе. Смотри-ка, уже спелись, изобретатели хреновы…

– Колька, хватит уже мне в лицо пользой для Отечества тыкать! – говорит самодержец. – Можно подумать, что о России только ты один и думаешь!

Я тихо бормочу извинения, но император меня уже не слушает. Он поворачивается к Алексею.

– Лешка, это то самое оружие, про которое ты мне зимой говорил?

– Да, государь, и купец тот самый! – кивает генерал-адмирал.

– Про купца этого вы мне с Колькой уже все уши прожужжали, – улыбается император, но тут же серьезно спрашивает: – Ты вроде говорил, что у него там, кроме «Единорога», и бердыши какие-то были, и пищали… где это все?

– Ну так давай позовем Рукавишникова и попросим показать! – усмехается Алексей. – Эй, Дим… тьфу, Александр Михалыч, подойди-ка сюда!

Димка подходит, всем своим видом выражая недовольство. Чего это он? Ах, ну да! Он, видите ли, важным разговором занят, а мы его по пустякам дергаем.

– Александр Михалыч! – обращается к нему адмирал. – Ты кроме «Единорога» еще что-нибудь из своего оружия захватил?

– Да, ваше высочество, захватил, – отвечает купчина и мнется, – вот только демонстрировать некоторые образцы при иностранцах…

– Ишь ты! Неужели ты настолько страшное что-то придумал? – с веселыми огоньками в глазах спрашивает император.

– В том-то и дело, ваше императорское величество, что наоборот! – Димка пытается подобрать слова. – Скорее изобретенное мною оружие настолько простое, что я удивлен, почему больше никто до такого не додумался. Вот и хочу, чтобы супостаты как можно дольше в своем неведении пребывали.

– Хм… хм… ну ты и загнул! – Император покусывает усы и объявляет: – Мне уже не терпится посмотреть, что ты там еще навыдумывал! Петр Семенович! Распорядитесь, чтобы англичан проводили. Вежливо, но быстро! А ты, купчина, давай тащи свои игрушки!

Англичан заставляют быстро свернуться и покинуть манеж. Последним уходит Максим, косясь на целый штабель ящиков, который успевают натаскать дружинники Димки. Я подхожу к другу и тихонько спрашиваю:

– Ты это про что там с Максимом шептался?

Димка беззаботно машет рукой, но в его глазах вдруг взблескивает азарт торговца:

– Да за полторы тыщи фунтов пулемет ему продал.

– Ты что?!

– А что? – Это ехидное выражение физиономии удачливого купца мне знакомо. Еще по Приднестровью. – Пущай попробует скопировать. Вот мы посмеемся… Пусть хоть на винтики его разберут, повторить все одно не смогут. А жаль. – Димка снова широко улыбается. – Повторили бы – можно считать, что у противника пулеметов нет!

Рассказывает Олег Таругин (цесаревич Николай)

Следующим вечером мы с Димычем, Мореттой и всей свитой отправляемся в Мариинку[204]. Придворные моей нареченной все уши прожужжали, насколько хорош тенор Фигнер[205], прибывший из Италии. Занятно, вообще-то он русский, да вот в России не прижился, удрал к римлянам, там женился, прославился и вот теперь явился покорять отечество. Между прочим, по петровскому билету[206] за выход берет. Нужно взглянуть на это диво…

Дают «Евгения Онегина», Фигнер – Ленский. Ну-с, поглядим…

– Любовь моя, вот кстати: если тебе понравятся голоса – прикажем явиться к тебе, и ты сможешь записать их на свой музыкальный центр.