Корона Героев

Они очутились на краю широкого серебряного озера. Аэрин поморгала затуманенными глазами, не в силах различить, где кончается земля и начинается вода. Камни на берегу были такими же гладкими и блестящими, как вода, но чуть более темного оттенка серого. Талат остановился, когда под копытами захрустела галька. Для коня с непослушной ногой хуже поверхности не придумаешь. Лют дошел до самого края озера и встал, едва не замочив ног. Вода неожиданно громко булькнула и пошла рябью, маленький выпуклый пальчик воды дотянулся до носков его сапог и разбился о них. Лют пробормотал что-то вполголоса, а вода ответила, вздыбившись мелкими волнами, и несколько крохотных гребешков смиренно набежали на берег, но ни один не коснулся его ног.

— Сюда, — позвал Лют.

Аэрин соскользнула со спины Талата, но через два шага поняла правоту хозяина: она действительно не могла идти. Где стояла, там и осела. Талат прихрустел к ней и сунул нос в ладонь, тревожно прядая ушами: «Это все я виноват… на самом деле я ничего не имею против этих ломаных камушков… только, пожалуйста, встань обратно, и я понесу тебя».

Тут рядом с ней на колени опустился Лют и снова поднял ее на руки, рукава у него были по локоть мокрые. Он осторожно опустил ее у края озера, и вода снова подалась вперед мелкой рябью и бросилась на камни рядом с ней, словно любопытствуя, но не коснулась ее. Лют погрузил руки в воду и поднес к ее губам сложенные чашкой ладони.

— Пей.

— Очередное сонное зелье? — попыталась улыбнуться Аэрин, но он только взглянул на нее печально и мрачно.

— Нет. — Вода капнула ей на ногу, и прикосновение ее сквозь одежду было личным, утешающим, как рука друга.

Аэрин неловко отпила, мешал его большой палец. Вода казалась серебряной, почти белой, даже на фоне бледной кожи Люта. Еще она была чуть сладковатая, и холодная, и дикая — дикость, которой не подобрать имени, просто — дикая. Двигаясь будто бы по собственной воле, вода протекла по горлу и вспенилась в желудке. Аэрин подняла взгляд и встретила хмурые голубые глаза Люта, склонившегося над ней и собственными, сложенными чашкой ладонями.

— Что?.. — начала она. — Не вода.

А затем и Лют, и озеро, и вкус воды на языке исчезли. Но в последний миг перед тем, как ее сознание вихрем унеслось следом за ними, Аэрин почувствовала стиснувшие ее плечи руки. Мокрые руки, она ощущала влажность сквозь рукава, и эти руки подняли ее на ноги.

— Аэрин, — донесся голос из невероятного далека, а потом у нее не стало ни ног, ни ушей.

«Аэрин».

Легкие горели, как у пловца, слишком долго пробывшего под водой, и она рванулась к поверхности, на голос, по-прежнему звавший ее по имени. И казалось, лицо ее пробило поверхность воды, и долгое мгновение она лежала, хватая ртом воздух. Снова голос.

«Аэрин».

Она открыла глаза и оказалась не на берегу серебряного озера, хотя перед ней стоял высокий человек, называя ее по имени и протягивая ей кубок. «Пей», — сказал он.

Аэрин потянулась за кубком, потянулась левой рукой и с легким удивлением заметила, что рука без шрамов и слушается. «А, — рассудительно подумала она, — я опять сплю». Но уже не торопилась взять кубок и огляделась. Она находилась в просторном покое. С первого взгляда он показался ей круглым, пока она не сообразила, что стены прямые, но их там пять. Аэрин подняла голову, ощутила тяжесть заплетенных длинных волос, и это отвлекло ее, поэтому она не стала разглядывать корчившихся под потолком странных когтистых тварей, черных, желтых и красных. Она опустила голову, озадаченная, ибо никогда не бывала в этой комнате, и все же красные стены казались ей знакомыми.

«Пей, — снова сказал человек, и в голосе его сквозило нетерпение. — Пей». Кубок в его протянутой руке еле заметно дрожал, и она удивилась, с чего это ему так не терпится, чтобы она взяла чашу.

Она попыталась заглянуть ему в лицо, но мешал плащ с капюшоном. Красный плащ, такой яркий, что глазам больно, и капюшон такой глубокий, что лица под ним не разглядеть. «Пей», — повторил человек в плаще, полубезумный от нетерпения, и до нее наконец дошло, что перед ней не Лют. «Пей».

Тут она снова взглянула на свою левую руку и спокойно подумала: «Это не моя ладонь. Эта меньше и пальцы тоньше, чем даже у меня». Она подняла руку, коснулась прически, вытянула прядь волос и поднесла к глазам. Прядь оказалась такого же цвета, как у нее раньше, до того, как их сжег Маур, но волоски тоньше.

«Аэрин, — сказал красный человек, — ты должна взять это и выпить».

Голосом, который ей не принадлежал, она ответила: «Нет». Но в голосе сквозило отчаяние, и красный человек уловил это отчаяние и стал еще настойчивее совать ей в руки кубок, уверенный в успехе: «Пей».

Медленно, безнадежно ее левая рука снова потянулась вперед, взяла кубок и поднесла к губам. Но не успела она пригубить содержимое, как снова услышала собственное имя и остановилась.

«Аэрин».

Этот голос принадлежал не красному человеку, но кому-то другому, знакомому. «Аэрин». Это был голос Люта, и в нем звучало бешенство.