Корона и Венец (СИ)

Про себя конечно он клял дурочку — ох ведь пойдут разговоры теперь — не остановишь! Но чего доброго же совсем разревется — начни он попреки да нотации.

Ольгу пришлось утешить — тем способом каким мужчина может утешить огорченную возлюбленную. (Может та на это втайне и рассчитывала).

Потом отправив Ольгу отдыхать, уселся в салоне в одиночестве и налил бренди себе. Желчно подумал что с юной бесовки станется сказать то же самое Элен… даже еще перед свадьбой и при всех. Нужно поговорить на эту тему сmaman.

Ох, драть ее надо бы! — и тут же одернул себя. Он вспомнил разговор Гирша с матушкой — что повреждения и последствия ушибов уже сказались — и скорее сего обрекут на пожизненные проблемы со здоровьем.

Корсет всю жизнь — самое меньшее… Каково думать об этом юному существу, только вступившему в жизнь? Все равно надо поговорить с Ксенией… И собственно, кто ей это посмел сказать?

* * *

Карета за каретой подъезжали к ярко освещенному подъезду возле которого переругивались с извозчиками городовые.

Отворявшиеся дверцы выпускали прямо на красную дорожку разостланную на мостовой барынь в дорогих мехах несмотря на теплую погоду и господ в цилиндрах.

В особняке — точнее дворце — прежде принадлежавшего первому генерал-губернатору — Светлейшему князю Воронцову — давали бал для избранного общества Одессы.

Дом был построен как при Александре Благословенном — когда не жалели простора.

Белые мраморные колонны лепные потолки старинная резная мебель. Посреди зала возвышалась античная статуя — да не какая-то копия вырубленная из малоярославского мрамора, а подлинный антик выкопанный в руинах Ольвии или Тираса.

В дубовой столовой отделанной резьбой был накрыт стол для избранного общества — тяжелые серебряные стопки, золоченые кубки дорогой фарфор, бронза…

Но конечно Георгия интересовала не кухня — впрочем как следовало ожидать — великолепная — а здешнее общество.

Общество надо сказать собралось самое разнообразное.

Русские купцы в лопающихся на десятипудовых телесах длинных сюртуках — рядом с изящными французами и лукавыми греками с их пестрыми галстуками. Бессарабские помещики-усачи. Горбоносые чернявые господа, словно сошедшие с антисемитских карикатур непринужденно беседовали с дворянами блистающими золотым шитьем мундиров и орденами.

И среди их — одесская достопримечательность — граф Александр Григорьевич Строганов, без малого столетний но еще довольно бодрый старец, облаченный в старого — николаевского образца мундир с эполетами на коих красовался — вопреки приличиям и правилам вензель императора Александра I. Первый и единственный почётный гражданин Одессы, бывший генерал губернатор малороссийский, новороссийский, и прочая..

Представленный Георгию он какое то время изучал монарха словно не веря что это и есть царь…

А потом заявил:

— Ваше величество — вы десятый государь всероссийский на моей памяти!

И Георгий благожелательно улыбнулся в ответ — граф в самом деле имеет право не удивляться царю — он ведь еще застал во младенчестве времена владычества прарапрапрабабки Екатерины Великой.

А Александр Григорьевич добавил:

— Моего рара воспел еще Байрон в своем «Дон-Жуане»… в самом деле — донья Джулия, доказывая свою верность супругу и перечисляя своих поклонников, особо отметила, что она устояла против обольщения графа Строганова и «заставила его напрасно страдать»:

Но и без этого обломка древности общество было самое удивительное. Вот Григорий Григорьевич Маразли — городской голова — взявший за правило — тратить на благие дела десятую часть дохода.

А вот Лев Израилевич Бродский — сахарозаводчик меценат и филантроп а также гласный Городской думы. Мирно беседует с градоначальником — контр-адмиралом Зеленым.

Как знал Георгий — внешне грубый вояка-марсофлот — о котором прогрессивная пресса пишет что он только младенцев на завтрак не есть и который не постесняется лично отодрать за бороду хоть проштрафившегося русского купца, хоть еврея или грека. Но при этом и сам мзды не брал, и другим не давал. А только заступивши на должность Павел Алексеевич собрал у себя здешних охотнорядцев и сообщил что малейшие попытки организовать еще один погром в духе кровавого 1881 года, он будет пресекать огнем на поражение — а уцелевших будут судить военным судом.

«Я моих еврейчиков в обиду не дам», — коротко резюмировал он.

Ну и конечно дамы — все так и ловят его взгляды.

Все чудо как хороши…

Туалеты максимально оголяли все что можно, а типы красавиц были на любой вкус — начиная от черноглазых тонких дщерей Иудеи достойных славы Суламифи и Иродиады. Гречанки с их профилям античных камей. Русские дамы и не уступающие им но более пылкие малороссиянки. Жгучие молдаванки и румынки. Ох — ну как тут устоишь?!

Словно уловив о чем он думает, Ольга пододвинулась поближе и деловито взяла монарха под руку — одним своим видом давая всем понять — место занято.

Он лишний раз отдал должное мудрости матушки настоявшая, чтобы кто-то из девиц поехал с ним. И в самом деле — если слабости плоти возьмут над ним верх — то они легко найдут выход — а то ведь…