Корона и Венец

Служба молодого поручика закончилась быстро — в 1849 году в венгерском походе в Трансильвании — когда он отказался выполнять приказ. Никакой «голос крови» про который любят рассуждать немцы тут был не причем. Просто однажды его батальонный командир приказал ему расстрелять пленных гайдуков.

На что Роман Степанович возмущенно ответил:

— В бою убью столько врагов, сколько рука рубить не устанет! Но это пленные и я не могу…

Пленных само собой все равно расстреляли а сам поручик Антонов отделался (особенно по николаевским временам) легко — отставка без мундира — как ни крути а дело то было щепетильное, так что шума предпочли не поднимать.

(Был опять же слушок что зверство батальонного объяснялось тем что в том бою погиб его адъютант также являвшийся и любовником).

Ушедший на службу восторженным юношей Антонов вернулся домой угрюмым и опустошенным человеком.

От скуки занялся небольшим конным заводом бывшим при имении, и на удивление довольно быстро поднял дело.

Жил бирюком, избегал гостеваний у соседей и пирушек, осенних и зимних охот… А весь кураж выпускал несколько раз в год на ярмарках куда гонял табуны вместе со своими мужиками — такими же угрюмыми лихими людьми не боявшимися ни Бога ни черта — только своего дикого барина. Так дожил он до тридцати пяти без малого лет, пока однажды как то раз остановился поблизости от Антоновки табор цыганского барона Гурия Селиванова. А с ними — и младшая его дочь — Аглая. Хоть и не было той шестнадцати еще но уже прославилась она — не только как красавица из красавиц но и как знаменитая конокрадка. Говорила молва что не хитростью ли ловкостью но какими-то неведомыми цыганскими чарами приманивает и угоняет она лошадей — хоть из охраняемый конюшен сводит, хоть из табунов на вольном выпасе — даже на глазах у десятка сторожей… Ни разу не оставляла она никаких улик и всегда выходила суха из воды. Дерзость ее росла изо дня в день, а поймать ее с поличным не удавалось. И не диво что нацелилась она на стада Антонова — подобралась в одиночку к пасущимся в ночном коням и повела их за собой, пока пастухи задремали… Все да не все… Уже было свела Аглая коней да примчались вызванные подпаском стражи во главе с Антоновым. Стремительно вскочила Аглая на неоседланного коня — на Рукосуя — как вспоминал отец — который и вырастившего его конюха Еремея сбрасывал через два раза на третий и понеслась прочь. Пока прочие ловили разбежавшихся лошадок Антонов в одиночку погнался за бешеной цыганкой уводившей самого дорогого жеребца из его табунов.

«Девять тысяч серебром давали — но я ж не дурак!» — приводила Вероника отцовские воспоминания… Жеребят от него по пятьсот без торга брали!»

Гнал наугад через ночной лес, в дикой безумной скачке — однако же настиг, отобрал нож за который та схватилась, и спутанную, стреноженную не хуже кобылы привез в усадьбу… Что случилось дальше — неведомо никому. Говорили одни что приворожила его ведьма цыганская а другие — что просто узрев при дневном свете несказанную красоту воровки вмиг влюбился в нее прежний дикий барин.

Но так или иначе — когда на третий день набравшиеся смелости табор пришел к воротам имения и отец Аглаи собрался просить смилостивится над непутевой дочкой обещая любой выкуп, Роман Степанович вышел ему навстречу под руку с бледной Аглаей облаченной в господское платье и сообщил что намерен жениться на его дочери и сам по этому случаю желает выкупить её из табора.

(При этом физиономия его была расцарапана, как если бы отставной поручик сразился с парой разъяренных кошек).

Остолбеневший «барон» потрясенно молчал минут пять а потом вдруг сорвал шапку и хлопнул ей оземь да и рявкнул так что кони присели.

— Я, барин, детьми не торгую! А если дочка моя тебе не для потехи нужна а для честной жизни — бери так! Но чтоб прямо сейчас обвенчался!

…Так Аглая, ставшая Аглаей Гурьевной Антоновой утвердилась хозяйкой Антоновки и сердца мрачного конезаводчика. Носила французские туалеты будто бы всю жизнь этому училась, вела дом не давая прислуге воровать, хотя иногда забывшись могла машинально есть с ножа…

Шло время, у Антоновых один за другим родились шестеро детей — четыре сына и две дочери. Все на редкость вышли люди приличные и разумные — старший сын обучался ветеринарному делу в Париже, готовясь стать отцовским воспреемником, средний пошел по коммерческой части, младший даже выбрал для себя духовную стезю поступив в семинарию… Военной карьеры правда никто не избрал — видать отцовский опыт отохотил…

Но вот ней — в Веронике видимо кровь разных народов смешавшись подобно вину с коньяком дала совершенно адскую смесь. Да — красота ее заставляла говорить о себе чуть ли не всю губернию, но манеры ужасали чопорных провинциальных матушек искавших невест свом сыновьям… Ну что это за невеста у которой на уме скачки по лесам и полям заставляющие только качать головами отцовских конюхов да стрельба — правда не по дичи — чтоб девицу на охоту брать такого быть не могло — а по тарелочкам. Никакого приданого честное слово не захочешь!