Корона Ксилара

— Разве солнце не встает на востоке? Разве тигр не питается мясом? Разве вода не течет вниз по склону? Конечно, сударь, это величайший, чистейший, воплощенный фарс! Твое пузо будет трястись от хохота до тех пор, пока не заболят ребра, как будто тебя избил дубинками отряд эллорнийских дикарей. Я не рекомендую лицам со слабым сердцем присутствовать на представлении, чтобы они не померли от смеха. Но меня беспокоит только одно.

— Что именно?

— Это короткая пьеса, в двух актах. Мне нужно чем-нибудь ее дополнить, чтобы моя капризная аудитория не посчитала себя обманутой. Мы получили несколько упреков на этот счет в Виндии.

— Хм-м... — произнес Джориан. — Со времени моего бегства из Ксилара мне иногда приходилось зарабатывать на жизнь мастерством рассказчика. Благодаря тому, что ты натаскал меня при моей подготовке к бегству из Ксилара, я, осмелюсь сказать, неплохо держусь на сцене.

Мерлоис похлопал Джориана по спине.

— Как раз то, что надо! Должно быть, Зеватас послал тебя в ответ на мои молитвы, или послал бы, если бы мне пришло в голову помолиться ему. Ты будешь выходить между актами и рассказывать одну из своих увлекательных, захватывающих, очаровывающих, заманчивых историй. Я припоминаю, что слышал кое-что из твоего репертуара, когда учил короля Джориана сценическому мастерству.

— А мне заплатят?

— Ох, ну да, по текущей ставке, установленной Актерской гильдией, за вычетом твоего вступительного взноса в эту шайку вымогателей. Когда я был простым актером, то считал антрепренеров самыми страшными тиранами, вымогателями, мошенниками и живодерами в мире. Теперь я сам антрепренер, и мне кажется, что актеры — самые жадные, тщеславные, надменные, капризные, неразумные, ненадежные, распутные и совершенно бесполезные негодяи в мире Зеватаса.

Когда в конце первого акта «Чужой спальни» упал занавес, Джориан покинул Маргалит и направился ко входу на сцену. Вскоре на сцене появился Мерлоис и представил «знаменитого, утонченного, прославленного, очаровательного, многогранного, потрясающего и совершенно неотразимого рассказчика, Никко из Кортолии».

Джориан поклонился и произнес:

— Я расскажу историю об одном из королей Кортолии по имени Форбоньян, который влюбился в русалку. Да будет вам известно, что имена всех кортольских королей, начиная со времен Ардимана Жестокого, начинались на «Ф». Этот Форбоньян был вполне приличным королем, не таким блестящим, как Фузиньян Лиса, но гораздо лучше глупца Форимара Эстета. Форбоньян любил гулять среди простого народа, интересуясь разными ремеслами, и временами сам брался за ручку плуга, ткацкий станок или молот. В одну из таких прогулок он оказался в рыбацкой деревне Сторум, помогая рыбакам тащить из моря сеть.

Сеть оказалась неожиданно тяжелой, и когда ценой великих усилий она была вытащена на берег, выяснилось, что в ее ячеях застряла самая натуральная русалка. Она была вовсе не рада тому, что ее вытащили из родной стихии, и выкрикивала угрозы рыбакам на своем языке, которого никто не понимал.

Один старый рыбак сказал: «Ваше Величество, нехорошо получилось. Хотя я не разбираю ее речи, мой дед говорил, что русалки грозят тем, кто их поймал, бурями и крушениями, и угрозы эти непременно выполняются. Поэтому позвольте нам убить ее и закопать подальше от воды, чтобы она не вернулась в море и не настроила против нас свое рыбье племя».

«Мне кажется, что это слишком сурово, — ответил король. — И я вполне понимаю морскую деву. Я бы тоже пришел в гнев, если бы морской народ опутал меня сетью и утащил в свою жидкую стихию. Позвольте мне отвезти ее во дворец. Я постараюсь добрым обращением обратить ее вражду в дружбу».

Форбоньян призвал своих телохранителей, они сделали носилки из шестов и привязали к ним русалку, несмотря на то, что та боролась и сильно укусила одного из гвардейцев своими острыми, как иглы, зубами. Вернувшись в столицу, король приказал телохранителям отпустить русалку в королевский бассейн, который находился в небольшом дворе, под открытым небом. Похоже, возвращение в воду немного успокоило русалку, хотя она продолжала бормотать угрозы и проклятия.

В тот же самый день Форбоньян начал учить русалку своему языку. Этого он добился, обещая русалке в награду рыбешку всякий раз, как она выучивала новое слово по-новарски. Через две недели русалка впервые улыбнулась, когда наступил час учебы. Она сказала: «Король, ты хороший человек. Я люблю тебя».

Форбоньян проводил с русалкой все больше и больше времени, забывая о делах королевства. Поскольку никто не мог произнести имя морской девы на ее языке, Форбоньян стал называть ее Лелия.