Корона мечей

– Перрин, я понимаю твое беспокойство. Я знаю, что испытывал бы то же самое, если бы думал, что Эрит угрожает опасность. – Кисточки у него на ушах задрожали. К его утешениям, конечно, стоило прислушаться, как же; мать мечтала женить его на молодой женщине-огир, которую выбрала сама, а он только и делал, что бегал от нее. – Ах! Ну ладно, Перрин. Фэйли ждет тебя, целая и невредимая. Я знаю это. И ты знаешь, что она вполне способна постоять за себя. – Лойал несколько принужденно рассмеялся своим гудящим смехом, но тут же снова стал серьезен, даже угрюм. – Перрин... Перрин, ты же знаешь, что не можешь всегда находиться при Фэйли, чтобы защищать ее, как бы тебе того ни хотелось. Ты – та’верен. Узор сплетает вокруг тебя свое кружево, как ему, Узору, угодно, и использует тебя, как ему, Узору, нужно.

– Чтоб он сгорел, этот Узор, – проворчал Перрин. – Пусть все горит огнем, если это спасет ее.

Уши Лойала от потрясения встали торчком, и даже Гаул выглядел ошеломленным.

Что со мной творится? – подумал Перрин. Он всегда презирал тех, кто всю жизнь занимался исключительно своими мелкими делишками, и думать не думая о Последней Битве и Тени Темного, которая надвигалась на мир. Чем же он теперь отличается от них?

Ранд придержал черного коня, поравнявшись с Перрином:

– Ты идешь?

– Иду, – мрачно ответил Перрин. Он не знал ответа на вопрос, который только что задал себе, но в одном был полностью уверен. Нехорошо, если судьбы мира не волнуют человека, но для него лично мир без Фэйли не имел смысла.

Глава 4 В КАЙРИЭНЕ

Дай Перрину волю, и он скакал бы еще быстрее, хотя понимал, что долго лошади такого темпа не выдержат. Они поочередно то скакали рысью, то бежали бок о бок с лошадьми. Ранд, казалось, с головой ушел в свои мысли, если не считать того, что он подставлял руку Мин каждый раз, когда она спотыкалась. Остальных для него как будто не существовало, он даже удивленно помаргивал, когда Перрин или Лойал попадались ему на глаза. По правде говоря, все были примерно в таком состоянии. Люди Добрэйна и Хавьена смотрели прямо перед собой, пытаясь угадать, что ждет их впереди. Двуреченцы, чувствуя мрачное настроение Перрина, погрузились в уныние. Им нравилась Фэйли, – по правде говоря, некоторые просто обожали ее, – и если бы с ней что-то случилось... Даже нетерпение Айрама поугасло, когда до него дошло, что Фэйли может угрожать опасность. Каждый мысленно отсчитывал лигу за лигой, прикидывая, сколько их еще осталось до города. За исключением Аша’манов, конечно. Точно стая черных воронов, они держались сразу позади Ранда и были полностью поглощены тем, что обшаривали взглядами местность, остерегаясь засады. Дашива тяжело, точно куль, трясся в седле и мрачно бормотал что-то себе под нос каждый раз, когда приходилось слезать с коня и бежать. Казалось, ему стало бы даже легче, если бы они и в самом деле напоролись на засаду.

Впрочем, вряд ли это было возможно. Сулин и дюжина Фар Дарайз Май рысью мчались перед колонной, а еще больше Дев – настолько далеко впереди, что Перрин даже не видел их, и примерно столько же бежали по бокам. Многие засунули свои короткие копья под перевязь, которая удерживала колчан со стрелами на спине, и теперь наконечники копий подскакивали над их головами; короткие луки из рога они держали в руках. Они высматривали все, что могло угрожать Кар’а’карну, но в равной степени следили и за ним самим, точно опасаясь, что он снова исчезнет. Они первыми обнаружили бы любую опасность или западню, оказавшиеся на пути.

Чиад бежала среди Дев, которые держались рядом с Сулин, – высокая женщина с темными, чуть рыжеватыми волосами и серыми глазами. Взгляд Перрина был неотрывно прикован к ее спине, он страстно желал, чтобы Чиад отстала от остальных и он смог бы поговорить с ней. Она, однако, делала вид, что ничего не замечает, и явно избегала его, точно он был зачумленный. Байн бежала не с колонной. Большинство Дев двигались в ту же сторону, что и Руарк и алгай’д’сисвай, но они заметно отстали из-за повозок и пленниц. Черная кобыла Фэйли рысью бежала за Ходоком, ее поводья были привязаны к его седлу. Двуреченцы захватили с собой из Кэймлина Ласточку, когда присоединились к Перрину возле Колодцев Дюмай. Каждый раз, когда он оглядывался на лошадь, которая гарцевала позади, в его сознании возникало лицо жены, ее рельефно очерченный нос, раскосые темные глаза и высокие скулы. Она любила эту лошадь, может, даже не меньше, чем его. Женщина, столь же гордая, сколь и прекрасная, столь же вспыльчивая, сколь и гордая. Дочь Даврама Башира вряд ли способна тихонько отсидеться в уголке или хотя бы попридержать язык ради того, чтобы угодить Колавир.