Корона мира

Конану случалось оказаться в бурном море в ненастье на маленькой лодке, но вот в кожаном челне он проходил такое испытание впервые. Черные валы в семь локтей высотой поднимались по курсу лодки и гнались эа ней по пятам, вздымаясь за кормой, но ни разу не допустил Ойсин ошибки, подставив челн к волне бортом. После, когда Ойсин устал, его сменил Ллейр, а когда устал и он, к рулю сел Конан. Бурная ночь миновала, и розовой полосой загорелся наутро восход. Ураган улетел на запад, и хоть ветер был еще яр и свеж, небо светилось лазурью. Вновь поднялась впереди гребнистая спина селиорона, и путь их продолжился.

Вскоре увидел король Конан, как морские звери и птицы небесные сопутствуют им, направляясь к полуночному закату, и понял, что не обманулись в ожиданиях своих Ойсин и Ллейр и что попал их челн в иные моря, нежели те, что знал Конан прежде. Ибо море сделалось не серым, подобно свинцу, но винноцветным, как свойственно водам юга. И дивные животные являлись к поверхности: о существовании многих не подозревал король Конан. И другие чуда морские — дельфины, и меч-рыба, и кальмары, и великие рыбы, и морские кони, и иные — сопровождали челн в течение этого дня и еще трех, пока не явились им с полуночного заката берега Касситерид.

Все это время вели они беседы о давних годах, кои были памятны Ллейру и Ойсину, и о временах нынешних немало поведал им король Конан, но утаил, зачем оказался в море, сказав, что лишь плыл в Мессантию, получив приглашение от короля аргосского Мило.

Касситериды возникли на горизонте на четвертый день плавания, к полудню. Ветер дул попутный, и челн быстро шел курсом на северо-запад. Море, вовсе не похожее на суровые воды у берегов Ванахейма, играло волнами цвета молодого виноградного вина — еще сизо-зеленоватого, не приобретшего утонченности и строгости рубина от многолетней выдержки. Воздух уже за несколько лиг от островов звенел от птичьего гомона. В волнах резвились дельфины, стремительно неслись на небольшой глубине или прямо по поверхности, словно скользя, причудливые птицы с длинными крепкими клювами, использующие крылья как плавники, но не умеющие летать. Они казались жирными и неуклюжими, но в воде перемещались с ловкостью, не уступающей дельфиньей. Солнце стояло в зените, играя ярко-желтыми лучами, и ничто не предвещало событий, ради коих прибыли сюда — случайно или по доброй воле — трое мужчин на кожаной лодке.

Но сами острова, в противоположность радостному, полному жизни морю, выглядели сурово, будто древние развалины в зеленом весеннем лесу. По сути, так оно и было. Касситериды медленно и неуклонно погружались в океан. Волны размывали песчаные их берега и незаметно подтачивали гранитные скальные твердыни. От некогда обширного архипелага ныне остался большой низкий остров, являвший собой гряду холмов, заросших темным сосняком, и мелкое озеро, этими холмами окруженное. Собственно, озеро и занимало большую часть поверхности острова, а холмы служили ему лишь обрамлением.

Кроме этого острова рядом располагались шесть гораздо более мелких островков, также являвших собой лесистые холмы и дюны, и целая россыпь скал и рифов, поднимающихся над поверхностью с обширной рыбной банки, еще не ушедшей глубоко в пучину.

Это хорошо, что ветер попутный, — рассуждал Ойсин, снова восседавший на корме, время от времени поправляя руль загорелой рукой, перевитой тугими веревками мускулов и окольцованной серебряным браслетом старинной работы. — Успеем войти в протоку, что отделяет озеро от океана. Когда настанет отлив, да еще такой, как сегодня, берег обнажится, а тащить лодку через перешеек у меня большой охоты нет.

А краген? Он как проникнет в озеро? — Ллейр спрашивал специально, чтобы Ойсин говорил дальше. И он, и Конан уже знали все возможные подробности предстоящего им, но таковы были обычаи: рассказчику надлежало время от времени задавать вопросы, чтобы он вел свое повествование от вехи к вехе. Все прекрасно знали, что последует дальше, но слушали с удовольствием. В устах хорошего рассказчика старое предание всегда звучало свежо.

Он проникнет в озеро сухим путем, ибо способен ползти по суше, перебирая своими клешнями и щупальцами, Все живое, что есть на острове, в это время прячется и затихает, хотя на земле он вовсе не быстр и не способен вести охоту. Но черной волей своей угнетает всякую тварь и вселяет беспричинное беспокойство и уныние во всякое сердце.

— И в сердце человека? — не унимался Ллейр.

— Как и всякого живого существа, — важно подтвердил Ойсин. — И немалой стойкостью воли должен обладать человек, который посмеет выйти на поединок с чудовищем, ибо поддаться его чарам значит потерпеть поражение, еще не приступив к схватке.

— А как же одолеть чудовище? Ведь силою он много превосходит величайших из тварей, ходящих по суше, и даже исполинские эйсы избегают встречи с ним в темных глубинах, — продолжал расспрашивать рыжеволосый Ллейр.