Корона, Огонь и Медные Крылья

— Мы с ним… с Ветром… это… вроде как союзники, — выдавил он из себя. — Мы договорились, что я с отрядом иду сюда, к драконьему городу, и истребляю нечисть по дороге… Ну вот я и… а вы, вы, Жанна, что тут делаете?

— Нут бросила кости, — сказала я. — Не важно. Я просто не понимаю. Я не понимаю. Вы — союзник Тхарайя? Вы, Антоний, его союзник после того, что вы натворили на его земле? Мне кажется, это невозможно.

— Каторжник он, а не союзник, прекрасная госпожа, — сказал высоченный громила, обросший бурой шерстью. — Нам ваш, извиняюсь, муженёк пообещал, что по фонарям не развесит, ежели тут своим ходом передохнем. А этот, извиняюсь, принц — он крутит-вертит, как лис от гончих, чтобы достоинство не уронить. Вроде союзник, вроде по своей воле. Как же. По своей…

Эти слова меня потрясли. Ах, как мне надо было, как надо, чтобы мой дорогой Шуарле стоял рядом и держал меня под локоть! Как бы там не обернулось — Тхарайя жив и снова победил. Но война заканчивается, а бывшие враги уничтожают злую нечисть в горах… И жизнь всё равно катится куда-то в серую бездну…

Я села на камень, поросший мхом. Крохотное тельце Эда казалось необычно тяжёлым; мой бесценный принц не спал, он вытащил локон из моей косы и крутил его в пальчиках. Мне нестерпимо хотелось расплакаться, но даже на это не было сил. Краем уха я слышала, как Антоний оправдывается, объясняя, что он — не каторжник, а раскаялся, но это было так скучно, глупо, пошло и жестоко, что мне никак не удавалось собрать внимание, чтобы выслушать хотя бы вежливо.

Подошёл взъерошенный солдат в помятой тусклой кирасе.

— Прекрасная госпожа, — сказал он непонятным тоном. — Вас монах зовёт.

Я заставила себя встать. Лодыжка, кажется, распухла с колено, и ступать было не столько больно, сколько отвратительно неприятно — казалось, что сустав вихляется, как разболтанная дверная петля. Я чуть не упала, сделав первый же шаг.

— Вам помочь, Жанна? — спросил Антоний, протягивая руку.

Я закричу, если ты меня тронешь, подумала я, но взглянула в его лицо и не увидела ровно никакой угрозы. Этому убийце было меня жаль? Или он боялся, что Тхарайя передумает оставлять его в живых, если узнает, что меня бросили без помощи?

— Мы же помолвлены заочно, — ляпнул Антоний совершенно некстати.

— Я замужем, — сказала я, как могла, скрывая тошное отвращение. — Всё, что было по ту сторону океана, уже потеряло смысл.

— Досадно, — сказал Антоний и неумело, застенчиво улыбнулся. — Это, правда, досадно. Вы — лихая дама, Жанна.

Ты — убийца, насильник, грабитель, хотелось орать мне. Из-за тебя погибли тени, моя добрая няня Сейад, моя отважная, взбалмошная Раадрашь, мой дорогой Шуарле. Из-за тебя, вероятно, умрёт мой любимый — как ты смеешь пытаться подольститься ко мне?!

— Вам же больно идти, — огорчённо сказал Антоний.

Ты — просто отребье, подумала я. Тхарайя ещё решит, что с тобой делать.

— Вы же хотите туда? — спросил Антоний.

Я подала ему руку. Я содрогнулась, когда он ко мне прикоснулся, но мне не на кого было опереться — и я оперлась на него, как на лакея.

Антоний подвёл меня к монаху; юноша-ашури, очевидно, служивший Антонию проводником, сделал движение приблизиться, но вдруг сообразил что-то и прикрыл глаза рукавом.

Монах стоял на коленях рядом с Шуарле; он не поднялся мне навстречу, лишь поднял страдающие глаза. Шуарле лежал на траве, чёрно-красной от крови. Его лицо казалось слепком из тёмно-жёлтого воска, и прядь волос прилипла ко лбу. Я отняла у Антония руку и присела рядом с телом. Кажется, я плакала, но мне было уже всё равно.

— Женщина мертва, — сказал монах. — Нечистая тварь проткнула её тело насквозь, а камни, на которые она упала, сломали ей хребет. Но юноша…

— Что?! — закричала я. Мне хотелось трясти Шуарле, пытаться привести его в чувство — но смертельный страх уничтожить тень надежды неловким прикосновением не дал мне даже дотронуться до него. — Да говорите же, ваше преподобие!

— Брат Доминик, — сказал монах. — Зовите так, государыня. Так вот, мне кажется, что я слышал его сердце. Возможно, я ошибаюсь, но…

— Пожалуйста! — взмолилась я.

Доминик взял за запястье уцелевшую руку Шуарле, пытаясь ощутить кончиками пальцев биение крови в его жилах. Я ждала, обнимая Эда — слёзы текли по моим щекам совершенно независимо от моего желания.

— Живёт, но еле-еле, — сказал Доминик печально. — Он ударился головой и левой стороной тела, у него сломана рука и, полагаю, рёбра. Осколок ребра мог проткнуть лёгкое, но хуже всего рана на голове. Ваш друг вскоре умрёт, государыня.

— Жанна, — сказал Антоний откуда-то сверху, напряжённо и сипло, — мы ему не поможем. Если сдвинем с места — только больше искалечим. Может, того… чтобы не мучился?

— Нет! — выкрикнула я. — Вам мало убийств, ваше высочество?

— Надо уходить отсюда, — сказал Антоний. — Это… вроде… приказ вашего мужа.

Я могу увидеть Тхарайя, вспыхнуло у меня в голове, но мысль тут же додумалась до конца.

— Уходите, — сказала я. — Я останусь. Когда вы встретитесь с моим государем, скажите ему обо мне. Он пришлёт за мною, моим сыном и моим слугой драконов.