А соплеменников основателя и первого правителя державы монголов авторам китайско-персидской «Истории о монголах» необходимо было объявить «веточкой великого ханьского народа», как утверждают сами китайцы (об этом ниже), халха-монголами, которые вели именно исключительно кочевой образ жизни и находились на соответствующем уровне развития.
И как мы видим, татарская летопись — это летопись народа, обладавшего издревле высоким уровнем материальной культуры, и летопись повествует именно о предках данного этноса, к тому же у персонажей легенды татарские имена. Также герои летописи, судя по ее содержанию, обладают всеми качествами «оседлых» народов: умеют строить дома, суда, ходят на судах по рекам (возможно, и по Байкалу) живут в городах. Все эти свойства, присущие татарскому народу, как следует из приведенного, частично признаются даже официальными историками, но лишь в отношении «монголо-татар» — и то в более поздний период существования монгольской державы.
Как видно из приведенных выше сведений, достойных доверия, монголо-татары Чынгыз хана в своем развитии ничуть не отставали от «оседлых» народов, достигших для своего времени высокого уровня материальной культуры. И сочетал этот народ, как видно, одновременно и оседлый образ жизни, и кочевое, скотоводческое, хозяйство — но вовсе не «малопродуктивное».
Это свойство — сочетание «оседлой» и «кочевой» жизни у средневекового татарского народа, как и у некоторых других народов (арабов, уйгуров и др.), прошедших аналогичный путь в своем развитии в более ранние, чем татары, периоды истории, было замечено историками и явилось поводом для споров. Мол, что было «первично» у татаро-монгол и других «кочевников», «ставших почему-то оседлыми за весьма короткий исторический период» — государство или «оседлость»?
Известны факты находок в евразийской степи многочисленных свидетельств наличия в VIII–XII вв. земледельческих поселений, в том числе и городов. Л. Н. Гумилев решительно возражал против объяснения этих находок тем, что «кочевники, беднея, превращались в земледельцев и тем самым приобщались к цивилизации» (37
, 311).Не согласен был Великий Евразиец также и с утверждением о том, что исключительно «кочевнические образования — «тюркское, …уйгурское, …арабское, …татаро-монгольское и др. объединялись в государства, только когда часть населения обращалась к земледелию, создающему устойчивую экономическую базу» (там же, 323–324). Л. Н. Гумилев пояснял: «Растущие кочевые орды или племенные союзы подчиняли себе соседние оседлые народы, либо инкорпорировали, не ассимилируя, группы земледельцев, либо на основе симбиоза создавали мощные державы — иногда на основе военной демократии, иногда феодальных отношений» (там же, 323–324).
Учитывая изложенное выше, полагаю, можно сделать вывод о том, что именно сочетание земледелия и прочих навыков оседлого образа жизни с кочевым скотоводством и другой деятельностью, требующей постоянного перемещения больших групп населения и было свойственно этносу «монголо-татар Чынгыз хана» — древним и средневековым татарам, приблизительно с VIII в.
Имеются сведения о том, что средневековые татары как раз и занимались теми видами деятельности, которые требуют мобильности больших групп населения: сопровождением караванов и охраной караванных путей, товарным скотоводством, охраной государственных границ и отражением крупных войсковых соединений киданей, китайцев, позже чжурчженей и войск хорезмшахов.
Но «разделение труда» в самом татарском этносе (сочетание кочевого скотоводческого и оседлого хозяйствования) не исключало также, по выражению Л. Н Гумилева, и симбиоза — сотрудничества с другими, оседлыми и кочевыми, народностями и племенами.
В дальнейшем «оседлость» средневековых татар, надо полагать, увеличивалась на территории всей Центральной Евразии — там, где уже проживали их оседлые соплеменники. «Свертыванию» кочевого скотоводства особенно способствовало наступление вековой засухи в Великой Степи — усыхание и выгорание многих степей ввиду резкого уменьшения осадков в связи с перемещением глобальных циклонов севернее Великой Степи (34
, 302–305).Свидетельства проживания раннесредневековых татар мы можем видеть и ныне от Великой китайской стены, Алтая и Байкала до Черного моря — например, это локализация татарского населения России, факты существования «древнетюркских» и средневековых «татаро-монгольских» городов, различных памятников «древнетюркской» культуры. То есть имело место, в том числе и внутри этноса средневековых татар, именно «сосуществование кочевий и городов при меняющихся формах взаимодействия» (там же, 325).