Корона пастуха

Большой кувшин сидра, опорожненный накануне Нянюшкой Ягг, ничуть не помогал спустить тело Матушки Ветровоск вниз по извилистой лесенке с узкими ступенями, и все же, дело удалось закончить быстро и без ударов.

Они уложили тело Матушки в плетеный гроб, и Нянюшка затаила дыхание, а Тиффани отправилась в сарай за тачкой и лопатами. Затем они осторожно погрузили гроб на тачку и уложили лопаты по бокам от него.

Тиффани взялась за ручки тележки.

— Вы останетесь здесь, Роб, — строго сказала она Фиглам, которые один за другим выбрались из своих укрытий и выстроились за ней. — Это дело для карги, лады? И не суйтесь под руку.

Роб Всякограб затоптался.

— Но ты ж наша карга, точняк, и Дженни… — начал он.

— Роб Всякограб, — стальной взгляд Тиффани пригвоздил Фигла к земле. — Помнишь великучую каргу? Матушку Ветровоск? Хочешь, чтобы ее тень возвернулась, чтобы… сказать тебе, что она будет делать во веки веков?

Многоголосый стон разнесся над поляной, и Вулли Валенок попятился, всхлипывая.

— Поймите, это то, что мы, карги, должны сделать сами. — Тиффани решительно повернулась к Нянюшке Ягг. — Куда мы направимся, Нянюшка?

— Эсме приметила себе местечко в лесу, где хотела бы лежать, — ответила Нянюшка. — Пойдем, я покажу, где это.

Сад Матушки Ветровоск вплотную примыкал к лесу, но путь в чащу к месту, где из земли торчала палка с привязанной красной лентой, показался бесконечным.

Нянюшка подала Тиффани лопату, и они принялись копать в четыре руки. Это была тяжелая работа, но утренний воздух был прохладен, а в месте, выбранном Матушкой, почва была рыхлой и мягкой.

Когда могила была вырыта (в основном, усилиями Тиффани, надо отметить), Нянюшка Ягг, смахнув со лба бисеринки пота, оперлась на черенок лопаты и отхлебнула из бутыли. Тиффани откатила тачку назад. Вместе с Нянюшкой они уложили плетеный гроб в яму и отступили на шаг.

Молча и торжественно они склонились перед могилой Матушки, а затем снова взялись за лопаты и принялись засыпать яму. Земля сыпалась по плетеной корзине, пока не скрыла ее целиком, и Тиффани продолжала смотреть, как струятся частички почвы, пока они не замерли совсем.

Разравнивая холмик земли, Нянюшка сказала, будто Матушка говорила ей, что не хочет ни урн, ни памятников, и определенно ей не по душе надгробные плиты.

— Определенно, здесь нужен камень, — сказала Тиффани. — Вы же знаете, как мыши и барсуки роют землю. Даже если мы будем точно знать, что кости не ее, я хочу быть уверена, что они ничего не выкопали, пока… — она заколебалась.

— Пока не настанет конец времен? — хмыкнула Нянюшка. — Слушай, Тифф, Эсме говаривала: если хочешь увидеть Эсмеральду Ветровоск, просто посмотри вокруг.

Она здесь. Нас, ведьм, долго не оплакивают. Нам хватает счастливых воспоминаний — вот о них и стоит заботиться.

Воспоминания о Бабуле Болит вдруг озарили сознание Тиффани. Бабуля не была ведьмой — хотя Ветровоск очень интересовалась ею, — но, когда Бабуля Болит умерла, ее пастуший фургончик сожгли, а ее кости погрузили в холмы на шесть футов в мел. Потом дерн уложили на место, и только железные колеса фургончика до сих пор обозначали это место, священное место воспоминаний. И не только для Тиффани. Не было пастуха, который прошел бы мимо, не взглянув в небо с мыслью о Бабуле Болит, которая бродила по этим холмам, ночь за ночью, и ее фонарь чертил зигзаги в темноте. Ее одобрительный кивок на Мелу стоил целого мира.

Это место в лесу станет таким же, поняла Тиффани. Благословенным. Это хороший день для таких вещей, подумала Тиффани, если вообще существует такая вещь, как хороший день, чтобы умереть и быть похороненным.

А птицы пели над головой, и мягко шелестел подлесок, и все звуки леса, говорившие о том, что жизнь продолжается, сплетались с голосами умерших в единый лесной реквием.

Весь лес пел в честь Матушки Ветровоск.

Подкралась лиса, склонилась на миг и порскнула прочь, когда притопал кабан с целым семейством поросят. Барсук, не обращая никакого внимания на тех, кто явился раньше, уселся неподалеку. Тиффани с изумлением смотрела, как звери один за другим занимают места у могилы, словно домашние питомцы.

Где теперь Матушка? Может ли часть ее все еще находиться… здесь? Тиффани подскочила, когда что-то коснулось ее плеча, но это был всего лишь древесный лист. Глубоко в душе она ответила на этот вопрос: где теперь Матушка Ветровоск?

Она здесь — и везде.

К удивлению Тиффани, Нянюшка тихо плакала. Глотнув еще из кувшина, она вытерла глаза.

— Плач иногда помогает, — сказала она. — Нет стыда в том, чтобы плакать о тех, кого мы любим. Порою, вспоминая своих мужей, я пророню слезинку или две. Воспоминания — это настоящее сокровище, и негоже, чтобы они причиняли нам боль.

— А сколько у вас было мужей, Нянюшка? — спросила Тиффани.

Нянюшка задумалась.

— Моих собственных — три, а уж остальных не перечесть. — Она улыбнулась, должно быть, вспоминая особенно любимого мужа. Обратив свой взор в прошлое, она внезапно снова повеселела.

— Давай, Тифф, — сказала она, — пойдем домой. Как я всегда говорила, приличные поминки сами по себе не случаются.