Корона за холодное серебро

– Кхм. – Сэр Хьортт снова повернулся к дому и попробовал еще раз: – В то время как ваш староста отдыхает в моем лагере, я принес новости величайшей важности. Я должен поговорить с женой старосты незамедлительно.

И что? И ничего. Вся деревня молча, испуганно, исподтишка наблюдала за ним – он ощущал это больными ляжками, – но никто не осмелился выйти на улицу, чтобы помешать или помочь. Что за жалкие отродья эти крестьяне!

– Я повторяю снова! – воззвал сэр Хьортт, шпорами направляя коня во двор и приближаясь к двустворчатым дверям. – Как полковник Багряной империи и рыцарь Азгарота, я должен быть принят семьей вашего старосты, иначе…

Обе створки распахнулись, и волна огромных кудлатых существ хлынула на двор – они окружили азгаротийца прежде, чем тот успел податься назад или вытащить меч. Он услышал приглушенные колокольцы – очевидно, сигналившие, что засада удалась, потом голодное хрюканье стада и…

Скотина тупо топталась вокруг него, обнюхивая боевого коня широкими скользкими носами, однако теперь, вырвавшись из узилища, не выказывала ни малейшего намерения продолжать буйство.

– Ой, извините-простите, сэр, – послышался горский говорок, и среди скотских боков показалась маленькая бледная рука, поднявшаяся из животного моря, как будто некий утопающий делал последнюю отчаянную попытку уцепиться за плавающее бревно.

Потом она ухватилась за черную шкуру, и белобрысый мальчуган лет десяти или двенадцати ловко выметнулся вверх из толчеи, приземлился на широкую спину горной коровы и развернул зверюгу мордой к сэру Хьортту с той же легкостью, с какой азгаротиец управлял боевым конем. Но сия демонстрация искусства и ловкости не произвела на рыцаря особого впечатления.

– Жена старосты, – сказал сэр Хьортт. – Я должен встретиться с ней. Сейчас же. Она в доме?

– Наверное, – ответил мальчик, оглядываясь, – без сомнения, он выяснял положение солнца относительно гор, стеной возвышающихся над деревней. – Извините еще раз насчет моих коров. Бесятся, сэр: приходится рано их загонять из-за рогатого волка, которого видели за пару долин отсюда. А я… э-э-э… не запер дверь хлева как следует.

– Шпионил за нами? – спросил сэр Хьортт.

Мальчишка заухмылялся.

– Возможно, на этот раз тебе это сойдет с рук, если вытащишь хозяйку из дома.

– Старостиха, наверное, у себя, сэр, наверху, но мне туда больше нельзя из-за моего скверного поведения, – сообщил мальчишка с явной гордостью.

– Это не ее дом? – Хьортт подозрительно оглядел строение.

– Нет, сэр. Это хлев.

Новый смешок из вероломного войска, но сэр Хьортт не доставит тому, кто издал этот звук, удовольствия увидеть, как полковник вторично обернется в седле. Он найдет поганца после того, как будет выполнена боевая задача, и тогда подчиненные поймут, что бывает за насмешки над командиром. Как и остальные части Пятнадцатого полка, кавалерия, видно, считала своего нового начальника зеленым юнцом, поскольку ему и двадцати не исполнилось, но скоро он докажет, что «юный» и «зеленый» – не обязательно близкие понятия.

Теперь, когда местный чемпион езды на коровах вступил в беседу с пришельцами, веселенько раскрашенные двери начали приоткрываться и самые храбрые жители крадучись выбрались на крыльцо, явно изумленные появлением имперских солдат посреди их деревни. Сэр Хьортт довольно крякнул – прежде кругом было так тихо, что он уже начал задумываться, не дошел ли до местных каким-то образом слушок о его приближении и не разбежались ли они по горам.

– Тогда где же дом старосты? – спросил он, прожигая парнишку суровым взором; поводья скрипнули в латных перчатках.

– Видите вон там дорожку? – указал тот на восток.

Проследив за его пальцем вдоль по проулку, мимо длинного общинного дома, сэр Хьортт заметил маленькую калитку в деревенской стене, а за ней едва заметную тропку, убегающую вверх по заросшему травой подножию самого крутого пика.

– Мою трубу, Портолес, – приказал сэр Хьортт, и телохранительница подъехала к нему.

Сэр Хьортт понимал, что, если бы вез бесценный предмет в собственной седельной суме, кто-нибудь из бандитов-солдат, скорее всего, нашел бы способ его стащить, но даже последний дурак не рискнул бы обокрасть дюжую боевую монахиню. Она подала трубу, и сэр Хьортт вытащил тяжелый ястроглаз из футляра; это был единственный за всю жизнь отцовский подарок, не являвшийся оружием, и полковник наслаждался каждым случаем им попользоваться. Найдя тропинку, он пробежал по ней взглядом – вверх по лугу, до того места, где она уходила в окружавший деревню лес. Заросли желтеющих осин вклинивались между соснами и елями, и полковник, поведя ястроглазом вверх, увидел, что эта жилка золота продолжает бежать в гору, покрытую в основном хвойными деревьями.

– Видите? – произнес маленький пастух. – Они живут там, наверху. Недалеко.

* * *