Корона за любовь. Константин Павлович

Константин и не заметил, как его лошадь перемахнула через кручу высокого берега и с размаху окунулась в холодную быструю воду. Он едва не опрокинулся, но удержался в седле и лишь туго натягивал поводья, силясь успокоить коня.

Не находя опоры под ногами, лошадь забилась, ещё не в силах приноровиться к быстрому течению, и Константин почувствовал, что сейчас, теперь он свалится с коня, утонет и бесславно погибнет в этой мутной серой воде. Дикий ужас овладел им, он бил руками и ногами по коню, торопился выдернуть ноги из стремян...

По реке плыли трупы людей и лошадей и шли ко дну, а их нагоняли всё новые и новые трупы. Константин соскользнул на правый бок лошади, уже начавшей скрываться под водой. Кто-то схватил повод, конь успокоился, стал перебирать ногами в воду, выбрался на мелкое место и сильно встряхнулся. Константин едва удержался в седле, но руки его занемели, вцепившись в гриву и поводья, а ноги были в воде, с самого пояса текли с него мутные струи.

   — А ничего, ваше сиятельство, ничего, — торопливо бормотал казак Пантелеев.

Он свёл лошадь на берег и помог Константину выбраться из седла, подставив ему плечи и руки.

Скрюченный, с занемевшими руками и ватными ногами, Константин едва не повалился в траву у самого берега.

   — А поскачем, великий князь, — снова забормотал Пантелеев.

Он помог Константину взобраться в седло своего коня, а сам влез на всё ещё дрожащего второго коня, успокоив его ласковым словом и мягким поглаживанием по вздрагивавшей шее.

Бледный и трепещущий сидел перед Розенбергом Константин.

   — Наделали дел, ваше высочество, — только и вымолвил ему Розенберг. — Теперь суд военный, столько людей погубить, приказ не выполнить, субординацию нарушить... Конец мне...

Он был в таком отчаянии, что Константин невольно все его слова примерил к себе. Да, это он виноват, кругом виноват, и нечего искать другого виноватого. Что скажет он отцу, что скажет он в своё оправдание Александру Васильевичу?

Суворов рвал и метал. Искрошенные, изрубленные две отборные роты казаков, поспешное бегство, отступление от прежних позиций, паника, охватившая всё войско, но самое главное — неподчинение приказу главнокомандующего, открытый вызов, непослушание. И готова была уже реляция в Петербург, императору, об отстранении Розенберга от начальства.

Срочно вызвал в главную квартиру самого Розенберга, его окружение. Но с ним, Розенбергом, поехал и молодой великий князь. Перед тем как снять свою палатку, он сказал казаку Пантелееву:

   — Ты что это вздумал величать меня вашим сиятельством? Или забыл, что я императорское высочество?

   — Виноват, ваше императорское высочество, язык отнялся в то время.

Казак браво вытянулся, заслуженно ожидая наказания.

   — Ладно, — хмуро согласился Константин, — впредь будь языкастей, не путай одно с другим. — Он помолчал, потом добавил: — За избавление — спасибо, век не забуду...

   — Ничего не стоило, ваше императорское высочество! — бойко парировал Пантелеев.

   — Возьми вот, — Константин неловко протянул ему сто рублей, — выпей за моё здоровье...

   — Здравия желаю, ваше императорское высочество! — опять бойко прокричал Пантелеев.

Константин молча поглядел на его бравый, мокрый и грязный вид, погрозил пальцем:

   — А об этом ни гугу...

   — Слушаюсь, ваше императорское высочество, — сбавил тон Пантелеев.

   — На расправу едем, — мрачно предупредил Константина Розенберг.

   — Я виноват, на меня и валите, — также хмуро ответил великий князь.

Константину пришлось долго ждать, пока за закрытой дверью Суворов распекал Розенберга. Ничего не было слышно за ней, но Константин представлял себе, как жалко и нелепо выглядел старый боевой генерал, так явно пошедший на поводу у него, Константина.

А Суворов вовсе не кричал, он только вежливо поднял глаза на виноватого.

   — Приказ мой получил? Вовремя?

Розенберг лишь кивнул головой.

   — Почто не послушал?

   — Великий князь... — заикнулся было Розенберг.

   — Что, приказал не слушать главнокомандующего?

   — Нет, но настаивал атаковать Бассиньяно, чтобы и Валенцу взять...

Суворов высоко поднял седые кустики бровей.

   — Субординация? Молодой офицер командует старым генералом?

Розенберг мялся, но Суворов уже всё понял. Шутка ли, не послушать сына императора всё равно что не подчиниться самому Павлу.

   — Ступай, пусть войдёт великий князь...

Константин с трепетом открыл двери.

   — Чем взял старого генерала? — насмешливо спросил Суворов, едва Константин переступил порог.

   — Александр Васильевич, — тихо ответил Константин, — упрекнул я его, что в Крыму сидел, боевой школы не прошёл, потому трусит...

   — А он мне этого не сказал, — удовлетворённо произнёс Суворов. — Я уж было собрался его под военный суд отдать, что не подчинился приказу. А теперь, значит, великого князя на суд и расправу к императору?

Константин повесил голову:

   — Виноват, отвечу и перед судом...

Слёзы закапали из его низко опущенных глаз.

   — Эх, молодо-зелено, — сокрушённо проговорил Суворов, — что не трус, вижу, а что не имеешь ещё боевого дела да об субординации низкого свойства, тут, прямо сказать, беспорядок. Как служить люди будут тебе, коли сам не умеешь подчиняться?..