Ему стоило только мигнуть, и та, на которую он бросал благосклонный взгляд, уже оказывалась в комнатах генерала Бауера, где её встречал как бы ненароком Константин, и ласки его были мимолётны и кратковременны. Ни одна из красавиц, которых Константин выделял среди толпы, не смела противиться, и ему уже давно претило это слепое и унизительное послушание. Родителям девушек, к которым Константин начинал питать хоть какие-то чувства, льстило это кратковременное внимание, потому что сулило громадные деньги, поместья, должности, мужьям затыкали рты страхом, но все его связи были предельно быстры. Ни одна из красавиц не могла надолго полонить его сердце, он искал всё новых и новых приключений.
У Александра не было лучшего предлога, чтобы разогнать сгруппировавшихся вокруг наследника престола опасных людей. Он давно уже знал о беспокойстве некоторых знатных вельмож — перлюстрация, введённая ещё его бабкой, познакомила и его с некоторыми выдержками из писем, вполне конфиденциально направлявшихся адресатам. Из Англии, отвечая на письмо своего брата Александра Романовича Воронцова, ещё в первом году нового века писал граф Семён Романович Воронцов:
Впрочем, Александр лишь усмехнулся: слишком хорошо знал он цену таким словам, словно бы специально предназначавшимся для глаз императора. Знал он даже и о том письме, которое направил тот же самый Семён Романович другу и советнику Александра — Новосильцеву:
Может быть, отчасти такие высказывания и повлияли на Александра, но его скрытая натура и достаточно развитое двоедушие уже давно поставили Константина вне государственных дел. Александр всё больше и больше уединялся с молодыми своими друзьями, Чарторыйским, Кочубеем, Новосильцевым, мечтая о преобразованиях, и имея довольно туманное представление об этих преобразованиях, и ни словом не обмолвился об этом Константину.
Впрочем, он по-прежнему был любезен и ласков с братом, предоставил ему по-своему вести обучение порученных ему войск, но не приглашал на государственные советы, не требовал вникать в дела. Он и сам ещё не мог постигнуть огромность той работы, что его ждала, и упивался пока только сознанием своей власти и полагающегося к ней почёта.
Впрочем, оказалось, что надо решать и семейные дела, и решать жёстко.
Узнав о похождениях Константина, к Александру явилась Анна Фёдоровна, жена его младшего брата. Она подала ему исписанный листок бумаги и молча смотрела на императора, пока он читал его.
Император поднял на невестку изумлённые глаза.
— Я не могу решиться на такое дело, не посоветовавшись с матушкой, — участливо сказал он Анне Фёдоровне, моргая большими близорукими глазами. — Это большой удар по моему брату, по всей моей семье. Я надеюсь, что вы ещё передумаете, оставите всё, как есть.
Обычно скромная, покорная невестка, всегда державшая глаза долу, на этот раз высказала большую твёрдость.
— Государь, — ответила она, — вы знаете, всё моё несчастье в браке, вы знаете, что Константин меня никогда не любил и не любит. А после того, что произошло, разве могу я оставаться с человеком, который может покрыть себя несмываемой грязью? С моей честью, честью кобургской герцогини и кобургского герцога невозможно примирить все поступки Константина Павловича, о которых я написала вам в этом письме. Я ещё раз настоятельно прошу отпустить меня в Кобург на всегдашнее житьё, вдали от России, на моей родине. Я не требую официального развода, но оставаться долее женой такого человека, как наследник престола, больше не могу, да и не хочу...
Александр долго молчал.
— Мы с матушкой поговорим, и я сообщу вам наше решение, — наконец сказал он.