На первый взгляд, в этом внезапном нашествии на Абиссинию посланцев цивилизованного мира было нечто поразительное, и мне кажется, сами абиссинцы были удивлены не меньше остальных. После того как весной 1930 года внезапно скончалась императрица Заудиту - сразу вслед за поражением мужа, раса Гугзы {Рас - высший княжеский титул в Эфиопии. Рас Гугза Уолле был одним из лидеров так называемых староэфиопов, противников проводимой расом Тафари политики реформ, находивших поддержку в окружении императрицы Заудиту. Заудиту доводилась дочерью Менелику II, символизировавшему национальное единство, мошь и победу над европейскими (итальянскими) колонизаторами, и как таковая была весьма популярна в народе. В начале 1930 года рас Гугза поднимает восстание против режима раса Тафари, которое вскоре закончилось для него поражением и смертью. Во намекает на то, что скоропостижная смерть императрицы Заудиту, состоявшей некоторое время в браке с расом Гугзой, вряд ли была случайностью.}, - рас Тафари известил Великие Державы о своих намерениях в ближайшее, насколько позволят приличия, время принять титул императора Эфиопии и приложил к сему заявлению в адрес тех немногих стран, которые поддерживали с его двором дипломатические отношения, приглашение на церемонию. Несколько лет тому назад он возложил на себя корону негуса; по такому случаю прокатились к нему на пару дней с визитами его ближайшие соседи, с прочими же состоялся сдержанный обмен любезностями - по телеграфу. Императорская коронация предполагала нечто более масштабное, однако реакция Великих Держав превзошла все возможные ожидания, разом польстив эфиопам и приведя их в замешательство. Две страны прислали членов царствующих фамилий; Соединенные Штаты Америки прислали некоего джентльмена, эксперта в торговле электроприборами; прибыли также, во всем разнообразии мундиров и чинов, губернаторы Британского Сомали, Судана, Эритреи, наместник Адена, маршал Франции, адмирал, три авиатора и военно-морской оркестр. Немалые суммы были выделены из бюджетов на приобретение соответствующих случаю подарков; немцы привезли фотографию генерала фон Гинденбурга с автографом и восемьсот бутылок рейнского; греки - модерновую бронзовую статуэтку; итальянцы самолет; британцы - пару элегантных жезлов с дарственной надписью, выполненной по-амхарски и даже почти без ошибок.
Простые эфиопы расценили сие как подобающую дань абиссинскому величию, свидетельство уважения со стороны повелителей мира сего. Иные, чуть более сведущие в мировой политике, узрели некий заговор против территориальной целостности Абиссинии - ferangi - и приехали в эфиопскую землю разнюхивать, что к чему. {...}
Большая часть новейших книг об Абиссинии - а я между Уэстмитом и Марселем проштудировал не одну и не две - содержит красочные описания железнодорожного маршрута между Джибути и Аддис-Абебой {Единственная в те времена железнодорожная ветка, связывавшая Эфиопию с морем и с внешним миром через Французское Сомали. Находилась под французским управлением с обязательным участием в совете директоров представителей Великобритании, Италии и Эфиопии.}. Обычно поезд ходит раз в неделю, путешествие занимает три дня и две ночи; на ночевку пассажиры останавливаются в отелях Дирре-Даувы и Хаваша. На то, чтобы поезд ночью оставался на станции, есть свои более чем веские резоны: во-первых, фары у локомотива имеют обыкновение выходить из строя; во-вторых, в сезон дождей вода зачастую смывает целые участки пути; кроме того, племена галла и данакиль, по чьей территории проходит линия, суть прирожденные диверсанты - им нужна сталь для перековки в наконечники копий, а потому на ранних стадиях существования абиссинской железной дороги у них вошло в привычку заимствовать то здесь, то там необходимое сырье, каковая привычка и до сей поры не совсем еще вышла из обыкновения. Однако на время коронации власти сочли необходимым наладить бесперебойное сообщение, дабы имеющийся подвижной состав справился, так сказать, с возросшим объемом перевозок. Мы выехали из Джибути в пятницу после обеда и прибыли в Аддис в воскресенье утром. {...}
Аддис-Абеба город новый; настолько новый, что, кажется, ни единого здания здесь еще не успели достроить до конца.