Чугуева поправила длинные жемчужные бусы, свисавшие почти до талии.
– Это давно случилось.
– Некоторые события из памяти не выветриваются, – возразил я. – День, когда похитили твоего ребенка, не забудется, даже если очень захочешь.
Людмила начала вертеть на пальце кольцо с большим бриллиантом.
– Мы с Фролом пошли в театр на премьеру балета, Настенька осталась с нянькой. У меня вылетело из памяти, как звали прислугу.
Варвара посмотрела на монитор.
– Валентина Робертовна Водогреева.
– Возможно, – пожала плечами Людмила, – да, верно, Валя. По отчеству прислугу не именуют. Понятия не имела, что у нее был ребенок.
– Мальчик Костя, – уточнила Косова, поглядывая в компьютер. – Валентину Робертовну на самом деле звать по батюшке было рано, ей едва исполнилось двадцать лет. Костя – плод школьной любви. У Водогреевой была хорошая мать, которая помогала дочке растить сына. Валентина выучилась на медсестру, работала в детской больнице. Так?
– Вроде бы, – нехотя согласилась Чугуева. – Вы на самом деле рассчитываете, что я могу вспомнить подробности биографии служащей? Сейчас в моем доме целый штат наемных работников, я по именам-то не всех знаю, ими командует управляющий.
– Но в конце восьмидесятых ваше материальное положение было значительно скромнее, чем сейчас, – гнул я свою линию. – Из дела о похищении детей и убийстве Валентины Водогреевой явствует, что у Маркиных работали домработница и няня. У помощницы по хозяйству в роковой день был выходной. Кого вы увидели, когда вернулись из театра?
– Няню в гостиной, – поморщилась Чугуева. – Сколько ни внушай швабрам, что они не имеют права сидеть в кресле у телевизора, все равно чернь там усядется, когда ты из дома уйдешь. Ее убили, пришлось выбросить дорогой ковер. Он был весь кровью залит. И погибла стеклянная ваза. Роскошная. Антиквариат.
– Вот видите, вы все прекрасно помните, – похвалила Варвара Чугуеву. – Похоже, преступник не ожидал увидеть в доме няню. Валентину вызвали внезапно?
– С Фролом было не соскучиться, – разозлилась Людмила, – десять пятниц на неделе, семи ему мало. Примчался домой, велел: «Давай, собирайся живенько, нас на премьере ждут». А я непричесанная, с несвежим маникюром…
В моих ушах зазвучал голос маменьки: «Вава! Катастрофа! В Париж с несделанными ногтями!»
– Но разве Фролу возразишь? – продолжала Людмила. – Пришлось одеваться и звонить Валентине.
– Именно так и записано в ваших показаниях, – кивнула Варвара. – Но вернемся к моменту, когда вы вошли в квартиру. Фрол вызвал милицию, потом пошел посмотреть, как там дочка, и обнаружил пустую кроватку. Девочку похитили. На следующий день преступник потребовал выкуп в миллион долларов, но велел не обращаться в милицию.
– Сотрудники правоохранительных органов уже находились в квартире, они занимались убийством Валентины, – вставил я реплику, – и знали, что ребят в квартире было двое. Мать Валентины накануне трагедии попала в больницу с приступом аппендицита. Вале некуда было деть мальчика, и она взяла его с собой.
– Не знала, что у дуры был сын, – дернула плечом Людмила, – я бы ей запретила притаскивать в мой дом ребенка.
– Одинокой матери, работающей няней, нужны деньги, – заметил я, – наверное, Валентина надеялась на ваше сострадание. Рассчитывала, что хозяйка войдет в ее положение и не рассердится. Конечно, мы никогда не узнаем, что думала Водогреева, но полагаю, ход ее мыслей был именно таков. В материалах дела указано, что эксперт обнаружил в чулане крошки шоколадного печенья и следы от детских ботиночек. Криминалист предположил, что события развивались так. Валентина позвонила в дверь Маркиных, вошла в квартиру, сынишку оставила на лестничной клетке. Когда тот, кто ее впустил, покинул прихожую, Валя завела своего малыша в чуланчик, дала ему печенье и велела сидеть тихо. Она понимала, что ее отругают за мальчика.
– И правильно! – отрезала Людмила. – Я бы ее сразу уволила. В моем доме не место детям прислуги.
– Милиция прослушивала телефон Маркиных, – продолжала Варвара. – но преступник оказался хитрее. Что он сделал? Людмила Михайловна?
– К чему ворошить историю столетней давности? – скривилась Чугуева.
– Чтобы вы наконец узнали о судьбе Настеньки, – сказал я, – мы ее нашли.
– Настю? – с недоверием переспросила Людмила. – Но девочку давно признали умершей.
– Вы, похоже, совсем не переживаете за дочь, – укорила ее Косова.
– Нельзя рыдать более двадцати лет, – надулась Чугуева, – надо жить дальше.
– Зачем мы все это слушаем? – возмутился Генрих.
– Да, при чем тут я? – ожила Анфиса Семеновна.
– Неужели вы до сих пор не сообразили? – удивилась Варвара. – И не узнали друг друга?
Чугуева прищурилась и взглянула на Анфису.
– Дорогуша, мы с вами встречались?
– Маловероятно, милочка, – в тон ей ответила Заварская, – мои приятели и друзья исключительно интеллигентные люди.
– Поточили коготки и хватит, – пресекла пикировку Косова.