Коронный разряд

— М-ма… М-ма… — Смотрела на меня огромными глазами Ника, а затем перевела взгляд на круглый черный отпечаток обуглившейся ткани на моей груди.

— Чего я пришел то, — тоже посмотрев на безвозвратно загубленный халат (казённая собственность, между прочим!) и собственную рубашку (лично гладил), вздохнул я.

— А? — Снова посмотрела она на меня шокированным взглядом.

— С желанием вчера не получилось. Так что выдаю новое: сегодня в шестнадцать летим ко мне домой, из Домодедово, чартером. Встреча у четвертого входа, правое крыло. Ведешь себя прилично, папу, сестер и домашних животных мне не обижаешь, прилетаем в воскресенье. Как принято?

— Т-ты живой, — изумилась Ника и как будто бы даже обрадовалась. — Ты живой!

— Ну конечно живой, — проворчал я, поднимаясь. — Ладно, еще смской продублирую. Удачи!

После чего прислушался к приближающейся суматохе из коридора, сделал выводы и выскользнул в открытое окно, спрыгнув на мягкий газон. Ну эту суету…

С чем и проследовал далее, недовольно поглядывая на испорченную одежду. Ладно хоть пропуск не поврежден, но вид совершенно непрезентабельный. Надо будет еще один халатик позаимствовать.

Между тем, события в палате триста пятнадцать не собирались завершаться.

— Еремеева! — Гаркнул сверху хорошо поставленный мужской голос. — Что тут происходит?!

— Станислав Георгиевич, это недоразумение! — С жаром возразили ему.

— Какое, к чертям, недоразумение?! Где пацент?!

— Он вылез в окно! — Растерянно пробормотали ему.

— Вы выкинули тело в окно?!!

— Нет, он сам вылез!

— Вы рехнулись, Еремеева?! От вас сбежал труп с магическим поражением грудной клетки?!

Из окна тут же высунулась седая голова мужчины в годах и внимательно осмотрела окрестности. Я из вежливости помахал ему рукой, прикрывая свой непрезентабельный вид прижатыми к груди бумагами.

— Где тело, Еремеева?!!!

— С-станислав Г-георгиевич, он внизу, он просто убежал!.. — Попыталась пробраться к окну Ника.

— Значит так, Ника Сергеевна. Я не верил в эту вашу справку, я дал вам шанс!

— Станислав Георгиевич, он живой, он будет сегодня в шестнадцать у четвертого входа в аэропорт Домодедово!

— Вон из моей больницы!!! — Рявкнули так, что стекла задрожали. — И кто-нибудь, в конце концов, вызовите полицию! — Донесся уставший голос, удаляясь из комнаты. — И родственников Ежеева…

Прислушался к себе — вроде, сообщение передал, настоящего Ежеева скоро найдут (не признали бы нежитью сгоряча…). Что тут еще делать? Пожал плечами плечами и направился на выход.

Разве что на половине пути слегка стало немного не по себе.

— Максим, скотина, убью-ю-ю!!! — Донесся вопль, наполненный жаждой смерти.

— Милое место, — поделился я с охраной впечатлениями. — Задержался бы подольше, но дела.

Охранник посмотрел как-то странно, продолжая присматриваться к внутренней территории и кусая губы от волнения. Но за ворота выпустил без дополнительных вопросов — пожалуй, с его стороны настаивать остаться тут и дождаться начальства, было бы неправильно. Во всяком случае, не в той ситуации, когда кричат столь жутким голосом и, кажется, кого-то из пациентов убила свихнувшаяся практикантка.

Позаимствовал футболку у водителя — та была с короткими рукавами, и хоть на пару размеров больше, но сидела вполне приемлемо. Собрался уже было уезжать, как от проходной замахал руками охранник, показывая то на меня, то на невысокого одутловатого мужчину с залысиной, скрытой седой, зачесанной набок прической, подъехавшего к проходной пару минут раньше на черном «Фаэтоне».

Из интереса задержался, позволив охраннику добежать до меня и выдать ценные сведения.

— Там как раз замглавврача по хозчасти приехали, — показал он на того мужчину, скучавшего в тенечке у входа. — Вы ведь с ним говорить хотели?

— Как-нибудь в другой раз, думаю, — вежливо улыбнулся я.

— А вы не могли бы, — замялся он, тронув свой ворот рукой. — Так сказать, самолично ему сказать? Не извольте серчать, просто Феликс Романович очень обидчивы…

И, как я понял, обидчивым он будет скорее на охранника, а тот вроде человек неплохой.

— Хорошо, — кивнул я ему ободрительно и первым двинулся вперед — пожимать руки и сообщать о неотложных делах.

— Мы могли бы переговорить в моей машине, на одну минуточку? — Принял он мои слова вроде как даже благожелательно, но в своей просьбе был весьма настойчив.

Я же не видел причин не уступить ему эту минуту. В конце концов, следующий пункт плана на сегодняшний день начинался в районе двенадцатого часа дня. Даже если учесть, что понадобится около часа, чтобы перешить пуговицы на новую рубашку, времени было более, чем достаточно.

— У нас, специалистов, — начал Феликс Романович в кондиционированной тишине салона машины. — Не любят молодых да ранних. Это же ваш первый бизнес, как я уточнял?

Если считать те из них, которые оформлены персонально на меня, то…

— Верно.

— Значит, вы наверняка не знаете некоторых особенностей работы с крупными заказчиками. Это простительно и придет с опытом, — раздались нотки сочувствия в его тоне.

— Думаю, вместе мы подберем верный алгоритм…