Коронный разряд

— Спасибо, — приятно удивились вкусной мелочи и тут же добавили: — У нее обход в восемь начинается.

Я благодарно кивнул и направился на третий этаж. Собственно, как и рассчитывалось — десять минут до восьми, все ко времени. В триста пятнадцатой, правда, моему визиту не обрадовались — дородный старик, закрывшийся от мира развернутой газетой, потребовал оставить его наедине с кроссвордом и расправленной постелью. Но тут подтвердилась старая мудрость, что принципы и возмущение — это, конечно, важно, но десять тысяч — это десять тысяч, и ради них ему можно побродить по больнице с полчаса, желательно оставаясь на верхних ее этажах. Тем более если дело касается девушки.

Я же занял его место на койке и с головой накрылся простыней. Ибо есть опасность, что Ника просто сбежит обратно в коридор, меня завидев, а так хоть в комнату зайдет. Ждать отчего-то пришлось долго — дама по традиции запаздывала.

Примерно через двадцать минут скрипнула дверь, в комнату просочились шорохи и шумы коридора, которые отчего-то не торопились уходить. Более того, в комнату прошли как минимум три пары ног, замерев возле двери.

— Итак, коллеги… Ника Сергеевна, прошу, — раздался уверенный голос женщины в возрасте.

— Уважаемая комиссия. Ежеев Андрей Валентинович, шестьдесят три года, — заторопился взволнованный и весьма знакомый девичий голос. — Диагноз… Андрей Валентинович, вы не спите? — деликатно уточнили у меня.

Затем тихонечко подошли и тронули уголок простыни, открывая лицо.

— Привет… — чуть смущенно поздоровался я с Никой.

Резко взвыло предчувствие, но реакция девушки, на рефлексах всадившей мне в грудь огненный шар, оказалась быстрее.

Окатив холодком, рассыпалась артефактная пуговица на рубашке.

— О боже мой! — оборвал наступившую секундную тишину возглас у двери, и из комнаты кубарем выкатились иные присутствующие, тут же заголосив, убегая по коридору.

Кажется, они требовали «скорую» и полицию.

— М-ма… М-ма… — смотрела на меня огромными глазами Ника, а затем перевела взгляд на круглый черный отпечаток обуглившейся ткани на моей груди.

— Чего я пришел-то… — тоже посмотрев на безвозвратно загубленный халат (казенная собственность, между прочим!) и собственную рубашку (лично гладил), вздохнул я.

— А? — снова посмотрела она на меня шокированным взглядом.

— …с желанием вчера ведь не получилось. Так что выдаю новое: сегодня в шестнадцать летим ко мне домой, из Домодедово. Встреча у четвертого входа, правое крыло. Ведешь себя прилично, папу, сестер и домашних животных моих не обижаешь, прилетаем в воскресенье. Как поняла, прием?

— Т-ты живой… — изумилась Ника и как будто бы даже обрадовалась. — Ты живой!

— Ну конечно, живой, — проворчал я, поднимаясь. — Ладно, еще эсэмэской продублирую. Удачи!

После чего прислушался к приближающейся суматохе из коридора, сделал выводы и выскользнул в открытое окно, спрыгнув на мягкий газон. Ну ее, эту суету…

С чем и проследовал далее, недовольно поглядывая на испорченную одежду. Ладно хоть пропуск не поврежден, но вид совершенно непрезентабельный. Надо будет еще один халатик позаимствовать.

Между тем события в палате триста пятнадцать не собирались завершаться.

— Еремеева! — гаркнул сверху хорошо поставленный мужской голос. — Что тут происходит?!

— Станислав Георгиевич, это недоразумение! — с жаром возразила Ника.

— Какое, к чертям, недоразумение?! Где пациент?!

— Он вылез в окно! — растерянно пробормотала она.

— Вы выкинули тело в окно?!

— Нет, он сам вылез!

— Вы рехнулись, Еремеева?! От вас сбежал труп с магическим поражением грудной клетки?!

Из окна тут же высунулась седая голова мужчины в годах и внимательно осмотрела окрестности. Я из вежливости помахал ему рукой, прикрывая свой непрезентабельный вид прижатыми к груди бумагами.

— Где тело, Еремеева?!

— С-станислав Г-георгиевич, он внизу, он просто убежал!.. — попыталась пробраться к окну Ника.

— Значит, так, Ника Сергеевна. Я не верил в эту вашу справку, я дал вам шанс!

— Станислав Георгиевич, он живой, он будет сегодня в шестнадцать у четвертого входа в аэропорт Домодедово!

— Вон из моей больницы!!! — рявкнули так, что стекла задрожали. — И кто-нибудь, в конце концов, вызовите полицию! — донесся уже тише уставший голос, удаляясь из комнаты. — И родственников Ежеева…

Прислушался к себе — вроде сообщение передал, настоящего Ежеева скоро найдут (не признали бы нежитью сгоряча…). Что тут еще делать? Пожал плечами и направился на выход.

Разве что на половине пути слегка стало немного не по себе.

— Максим, скотина, убью-у-у!!! — донесся вопль, наполненный жаждой моей смерти.

— Милое место, — поделился я с охраной впечатлениями. — Задержался бы подольше, но — дела.

Охранник взглянул как-то странно, продолжая присматриваться к внутренней территории и кусая губы от волнения. Но за ворота выпустил без дополнительных вопросов — пожалуй, с его стороны настаивать, чтобы посетитель дождался начальника охраны, было бы неправильно. Во всяком случае, не в той ситуации, когда кричат столь жутким голосом и, кажется, кого-то из пациентов убила свихнувшаяся практикантка.